Продолжение Главы III
Дамир вышел на площадку, оставив немного обалдевшего Макса в прихожей. За всё время беседы он ни разу не улыбнулся. И ростом он никак не меньше Максовых без пятнадцати два. Впихнув руку в рукав куртки, Макс взял ключи с полки и вышел следом.
Nissan Patrol предпоследнего поколения стоял напротив подъезда с заведённым двигателем. Возле машины в свете фонаря стояли Дамир с Николаем, и сосед что-то оживлённо ему рассказывал. Увидев Макса, он попрощался с Дамиром за руку и пошёл к магазину в соседнем подвальчике. Они сели в машину.
— Так ты доктор?
Дамир выруливал из двора по узкой дороге мимо припаркованных машин. Наверное, это предполагалось быть светским разговором, но больше походило на обмен разведданными — так он был собран и серьёзен. Макс подсознательно подстраивался, давая короткие ответы.
— Отчасти.
— Коля говорит, ты Сашку откачал.
— Я его не качал. Он был жив, когда я его увидел, и я постарался сдать его скорой в таком же живом виде.
Дамир немного повернул к нему голову, посмотрел, словно взвесил. Макс объяснил:
— Я со второго курса меда ушёл, так что официально не доктор. Да и неофициально. — И он вспомнил, что хотел спросить. — А что такое «шкаф от шефа»?
— Фирма по сборке шкафов.
Они выехали на шоссе. Макс обратил внимание, что, несмотря на свободную дорогу, Дамир не разгонял свой внедорожник.
— Какого года? — Он протянул вперёд руку, погладил холодную торпеду, оглядел салон «японца».
— Седьмого.
Макс покивал. На заднем сиденье он заметил большой пакет с одеждой. Похоже, рабочая — материал был припорошён опилками. Он автоматически посмотрел Дамиру на руки — кисть широкая, крепкие пальцы с коротко обрезанными ногтями. Тот опять повернул голову, поймал его взгляд, и Макс сказал:
— Ты очень похож на родителей.
Наверное, он умышленно захотел смутить Дамира. Посмотреть, как отреагирует. Тот немного прищурился, глядя перед собой, прокручивая сказанное в голове. Макс то и дело косился на него. Нравился.
— А кроме меня никто не хотел забрать фотографии?
— Может, про них и не знал никто.
Дамир не общался с сестрой — это ясно. Иначе бы он не Макса спрашивал. И в квартире он был впервые за долгие-долгие годы — это тоже ясно. Пытается прощупать ситуацию, понять картину. Значит, конфликт был не только с бабкой, но и с остальной семьёй. Макс повернулся к хмурому, напряжённому Дамиру, и вдруг захотелось его чем-то отвлечь.
— Знаешь, как я этот чемодан нашёл? Мне его барабашка с антресолей скинул. Ночью.
Тот чуть повернулся, задержал на нём взгляд. Словно человек, смотрящий на море в штиль и вдруг заметивший на горизонте всплеск. И в глазах такое: дельфин или показалось?
Макс расстегнул куртку, в салоне стало тепло.
— Чуть ли не каждую ночь у меня кто-то ходит. Не могу сообразить, откуда слышно. Думал, сверху. Заходил к ним — там не живёт сейчас никто, похоже. А походка такая неровная. Ну, как у хромого.
Дамир внимательно слушал, кидая взгляды то на дорогу, то на Макса. С его угрюмым выражением лица было сложно понять, о чём он думает. Макс, начав рассказ как смешную байку, вдруг рассказал то, что не собирался.
— А в одну ночь, после этих шагов, кто-то сел на мою кровать. Я почувствовал, как диван прогнулся.
Дамир остановился на светофоре и повернулся к нему. Макс пожал плечами, предвосхищая вопросы.
— Я подумал, что мне либо приснился такой реальный сон, либо я надышался какой-то заразой. И в поисках токсичной плесени я полез, в частности, на антресоль.
Макс ткнул пальцем вверх для наглядности, а Дамир приподнял брови.
— Токсичная плесень? Такое бывает?
— Ещё как. Есть даже «синдром больных зданий». Но я её не нашёл. Зелёный, — Макс кивнул на светофор, и Дамир отпустил тормоз. — Так вот после поисков ночью опять пришёл мой барабашка, потопал в коридоре, а потом с антресолей с диким грохотом посыпались вещи, включая старый чемодан. Жутковато, конечно.
В кармане Максовой куртки зазвонил телефон, Даня звонил с домашнего. Макс написал ему свой номер на большой картонке в своё время.
— Дань, я уже на полпути к тебе. Что делаешь?
Тот протараторил про мультик и съеденный банан, попросил побыстрее. Похоже, трусил.
— Я уже скоро, а пока у нас на дежурстве тётя Алла. Следит за твоей дверью, и если что — спасёт. Так что не дрефь, окей?
Данька недоверчиво согласился и положил трубку. Справа показался стеклянный куб метро. Дамир начал прижиматься правее, меняя полосу.
— Сын? — спросил он, крутя головой и притормаживая, чтобы пропустить маршрутку.
— Не мой, бывшей соседки по квартире. Та ещё курица.
Дамир усмехнулся, и это стало первым проявлением хоть какой-то эмоции за всю дорогу. Машина остановилась в кармане для такси, Макс щёлкнул замком ремня безопасности. Дёрнул за ручку двери.
— Спасибо, выручил. Как соберёшься за вещами — звони.
— Договорились.
Макс посмотрел на него перед тем, как вылезти, и слабо улыбнулся. Всё-таки хорош.
Глава IV
Макс зашёл в квартиру, сгрузил на пол пакеты из супермаркета. Полвоскресенья прошло как-то между делом, на улице уже темнеет. Сначала завтракали, потом собрали очередную лего, пока Алёна побежала в парикмахерскую, пользуясь случаем. Тогда Данька разразился жалобами на конфликт в садике, а Макс выражал ему всестороннюю поддержку. Наверное, с чужими детьми вообще легко. Ты не видишь их каждый день, не изматываешься от ежеминутных проказ, болячек, капризов. Не несёшь глобальной ответственности. А с Максом Даня тих и покладист. Макс его не воспитывает, не дёргает, не принуждает. Вместе с тем он наконец-то выспался.
Алёна ввалилась во втором часу ночи. Счастливая от очередной каши, которую заварила. Конечно, она не осознавала реальных причин происходящего в её собственной жизни. Не понимала, что её цепляют исключительно подонки, потому что дают ей такое желанное страдание. В этом, бесспорно, её трагедия. Но Макс с некоторых пор придерживался чёткого правила: если хочешь кому-то помочь советом — делаешь это один раз. Комплекс спасителя ничем не лучше комплекса жертвы.
Заложив в кастрюлю магазинные фаршированные перцы, Макс уселся, закинул ноги на складной стульчик. Дамир не выходил из головы. От воспоминаний о нём Макс подвисал, глядя в пространство. Понятно, что почти любой видный мужик, как правило, цепляет, но Дамир, казалось, вонзил в него здоровенный гарпун. Даже его мимика, жесты, тембр голоса словно обжигали. От мыслей о Дамире было колко, хотелось отвернуться куда-то к окну и прикрыть глаза. К нему тянуло. И на него вставало. Макс поправил приподнявшийся член в трусах.
Про Игоря он не вспоминал со вчерашнего дня.
Макс проснулся, будто его толкнули. Сразу прислушался — вроде тихо. Но отчего-то же он проснулся.
Самодельный ночник из настольной лампы горел на полу, и Макс с секунду разглядывал тёмные ромбы на ковре. Потянувшись, он перевернулся и оглядел комнату.
Это была она, Асият. Она стояла рядом с окном, грузная и сгорбленная. От ужаса Макс захрипел, чувствуя, как из него будто позвоночник выдернули. Он метнулся назад, больно ударившись затылком об стену. От невозможности, дикости того, что он видит, в голове забилась одна мысль: «Проснись, проснись, проснись, проснись…». Асият бликовала и дёргалась, словно голограмма, её чёрные впавшие глаза шарили вокруг того места, где сжался Макс. Её губы беззвучно шевелились. Макс схватил ртом воздух и, не соображая, слетел с кровати и кинулся к входной двери.
«Проснись, проснись». Руки бились о железные накладки замков, казалось, что он проворачивает их целую вечность. Тяжёлая дверь отворилась, голая нога отдала болью, и Макс выскочил на площадку.
Он взмыл на лестничный пролёт и, завернув за угол, остановился, пытаясь отдышаться. Он водил глазами по белёной стене, вздрагивая всем телом. В подъезде было абсолютно тихо и очень холодно. Он отстранённо посмотрел на свою ногу — кожа на подъёме была содрана, и кровь стекала на бетонный пол. Только сейчас он понял, что стоит босой, в майке и трусах. Дрожь и не думала отпускать, он даже ухватился за железные перила. Что это за ёбаная херня?! Макс выглянул на свою площадку. Дверь в квартиру была приоткрыта и не двигалась. Он долго стоял на лестнице, не сводя глаз с дверного проёма, пока холод не начал пробирать до костей. В голове вихрились мысли, пытаясь собраться во что-то понятное, словно детали лего. И вдруг собрались.
Макс спустился к двери, заглянул внутрь квартиры. Из коридора просматривалась пустая комната, освещённая лампой на полу. Просунув руку внутрь, Макс зажёг свет в прихожей. Подождав пару секунд, он осторожно вошёл в квартиру, оставив дверь открытой, и тут же зажёг свет в комнате. Никого. Не переставая осматриваться, быстро влез в брюки. Схватил телефон, натянул тапки и, сдёрнув куртку с вешалки, снова выскочил из квартиры.
Дамир взял трубку после пятого гудка, сказал практически шёпотом:
— Алло?
Макс прикрыл рот ладонью и угрожающе прошипел в динамик:
— Послушай, Дамир. Я не знаю, какого чёрта происходит. Кто и зачем это делает. Но я только что видел вашу бабку в этой самой грёбаной квартире!
Послышался явно сонный вздох, Дамир откашлялся и спросил:
— Ещё раз… Максим, это ты?
— Да, Максим — это я, — взвился Макс. — И после твоего визита в моей квартире появился призрак твоей незабвенной бабули! Не расскажешь мне, как такое получилось?
Дамир молчал пару секунд. Макс опустился на ступеньку, запахнул куртку.
— Где ты находишься?
— Сижу на лестнице в подъезде.
— Сейчас приеду.
Макс удивлённо посмотрел на телефон. Он звонил, чтобы попытаться проверить одну из теорий, и сейчас не мог понять, подтвердилась ли она.
Где-то через полчаса Макс начал клевать носом, несмотря на холод. Нос заложило, и резко заболел желудок. Макс привалился к стене, не отрывая глаз от открытой двери в квартиру.
Дамир зашёл в подъезд, молча посмотрел на Макса, потом заглянул в открытую дверь. Мятые спортивные штаны и заломившийся в одну сторону ёжик волос на голове говорили в пользу того, что Макс его всё-таки поднял с кровати. Дамир серьёзно оглядел его и кивнул, подгоняя.
— Рассказывай.
За время ожидания страх и досада немного притупились, но Макс не собирался расшаркиваться.
— Дамир, почему ты не наследовал квартиру вместе с сестрой?
Тот посмотрел куда-то вбок, вроде как ожидая, пока не интересующий его вопрос Макса пролетит мимо. Весомо помолчав, он повторил:
— Рассказывай, что произошло.
Макс поднялся на ноги и посмотрел на него сверху вниз, будто наседая. Он говорил тихо, чтобы не перебудить соседей, но в тоне сразу читалась угроза.
— Рассказываю по порядку. Сначала я покупаю супердешёвую двушку, в глаза не видя владельцев, потому что те якобы очень спешат. Потом меня начинают будить по ночам какие-то непонятно откуда доносящиеся шаги. А после того, как в квартиру приходит загадочный блудный внук покойной, — вуаля! Сама усопшая является ничего не понимающему жильцу, пугая до инфаркта. Что думаешь?
Дамир прищурился, становясь похожим на ощерившегося волка. Макс стоял достаточно близко, чтобы рассмотреть тонкие красные ниточки сосудов на белках глаз.
— Я подозреваю, — наконец произнёс Дамир так же тихо, — что у тебя уже есть версия, которую ты приготовился мне озвучить.
И он дёрнул подбородком вверх, будто провоцируя. Макс и не думал отступать.
— А я подозреваю, что пустая квартира сверху очень удобна для того, чтобы приходить туда по ночам и устраивать там маленькие представления. И думаю, что для создания стереоскопического изображения существует специальная аппаратура.
Дамир приподнял брови, будто обдумывая такую возможность. Затем ткнул большим пальцем себе за спину, на открытую квартиру.
— И что, нашёл?
— Что?
— Ну, аппаратуру.
— Тебя ждал.
Макс смотрел на Дамира, пытаясь уловить неуверенность или обиду. Хоть что-нибудь, чтобы понять, с кем он имеет дело. И встретил такой же изучающий взгляд.
— Пойдём посмотрим?
Они зашли в квартиру, молча повесили куртки на вешалку, разулись.
— Где? — Дамир остановился в центре комнаты, огляделся.
Макс подошёл к окну.
— Вот здесь она… стояла, если можно так сказать. Смотрела в сторону дивана.
Дамир покружил вокруг, приглядываясь к каждой вещи. Присел на корточки, потрогал плинтус, заглянул под подоконник. Выпрямившись, он посмотрел на часы на запястье, затем поднял глаза на тоже озирающегося Макса. Тот остановился, потёр подбородок, сказал упрямо:
— Изображение можно посылать и через окно.
— Как? У тебя оно скатертью занавешено.
— А это скатерть? Я думал, штора…
— Так, короче. Мне вставать через четыре часа.
Макс сел на диван, упёрся локтями в колени.
— Этому должно быть какое-то объяснение.
Дамир с невозмутимым лицом уселся в кресле в углу, уставился на Макса без тени симпатии.
— Максим, у тебя раньше случались такие истории?
— Да какие нахрен истории? — От собственной беспомощности хотелось кому-нибудь врезать.
— Травмы головы, наследственные заболевания? — Дамир явно мстил за свою ночную побудку. — У деда моего напарника была какая-то ночная карусель или что-то типа этого. Он чудил, как чёрт.
— Сумеречная спутанность, — огрызнулся Макс.
Дамир ему не верил, вне всяких сомнений. Макс сцепил пальцы и попытался сформулировать предельно спокойно и взвешенно.
— Давай отложим версию о моём стихийном сумасшествии, которое случается только ночью и в этой квартире. И подумаем о чём-нибудь более реальном. У Асият были ещё наследники, кроме тебя и сестры?
— Нет.
— Родственники дагестанцы?
— У нас нет родственников дагестанцев. У нас есть родственники аварцы. И нет — бабка не общалась ни с кем из них после того, как уехала из Дербента.
— Ты не знаешь, с кем она общалась последние годы!
— О, уже доложили, — Дамир закатил глаза, брезгливо скривив чётко очерченные губы.
Макс отвёл глаза. Ему было сложно думать, глядя на Дамира, чёрт бы его побрал с этой линией подбородка.
— Хорошо, — тот вдруг хлопнул в ладоши и поднялся на ноги. — Предположим, есть человек, жаждавший эту квартиру, — он живописно обвёл руками убогую комнатушку. — В чём его план, по-твоему? Уложить тебя в гроб с инфарктом — как это ему поможет? Заставить продать — она и так продавалась!
Макс кивнул.
— А если в этой квартире есть что-то ценное, но хорошо спрятанное? Замуровано в стене, заложено в вытяжке?..
— И что? Он ждёт твоего обморока, чтобы обчистить квартиру? А в любой будний день, когда ты на работе, этого сделать нельзя?
Макс понимал, что каждая версия хуже предыдущей, но на галлюцинации это тоже не походило. Он пожал плечами, опустил голову и потёр глаза до искр под веками. Если попытаться продать квартиру сейчас? Допустим, он вернёт те деньги, а где жить, если всё уйдёт на покрытие долгов?..
Колена что-то коснулось, и Макс резко открыл глаза. Дамир стоял уже рядом, возвышался над ним, намеренно толкая своим коленом. На лице хищная полуулыбка, глаза расслабленно прикрыты. Макс второй раз за последние сутки оцепенел от увиденного. Он в прямом смысле позабыл все слова на мгновение. А Дамир не позабыл.
— Мог бы и не придумывать эту херню с привидениями, если так захотелось перепихнуться. — Он склонился и несильно хлопнул Макса по бедру. — Ложись на живот.
Ульяновские подворотни вылезли из Макса как выкидной нож, мгновенно стерев видимость столичного интеллигента.
— Ты это, блядь, кому сейчас?
Он проводил тяжёлым взглядом отдёрнувшуюс от своего бедра руку, поднял глаза. Судя по секундному удивлению на лице Дамира, тот не ожидал такой метаморфозы. Макс молча сверлил его глазами. В голове пронеслось «как жаль…». Было действительно жаль так бездарно проёбанного шанса. Но вот чего он точно не терпел — так это пренебрежения к себе. Никогда. Даже от ореховых с серым глаз. А глаза полыхнули на него чем-то диким.
— Я же вижу, как ты на меня пялишься! Мне не жалко.
Но он врал, Макс это видел. Не двигаясь с места, он уже отступал, пытаясь держать лицо. И Макс не стал форсировать. Спросил устало:
— Мне что теперь, ебать всех, на кого я смотрю?
Дамир отвёл глаза, будто не желая больше тратить на него время. Ещё раз глянув на часы, развернулся и направился в маленькую комнату, не говоря ни слова. Послышался грохот, и Макс неуверенно поднялся с дивана. Вспомнилась здоровенная швабра, стоящая в углу той комнаты. Он двинулся в сторону двери, но тут на него вышел Дамир, держа в руках выцветшую раскладушку с частично оборванными крючками. Пружины болтались, позвякивая. Макс молча глядел, как тот раскладывает её и проверяет на прочность, продавливая руками.
— У тебя нет больше одеяла?
Дамир ткнул пальцем в его лежбище. Макс помотал головой, стараясь выглядеть не таким удивлённым, каким был.
— Принесу из машины. Посмотрим, что тут за фата-моргана такая, — пробормотал Дамир и вышел из квартиры.
Макс лежал с закрытыми глазами, но сна не было и в помине. Он крутил в голове произошедшее, и поступок Дамира, пожалуй, даже перекрывал по впечатлению явившуюся покойную старуху. Невероятность такого совпадения наводила на мысль — а не привиделся ли ему и Дамир заодно? От допущения этой идеи на секунду стало так невыносимо страшно, что он открыл глаза, проверяя, на месте ли тот.
Дамир спал на раскладушке, положив вместо матраса бабкины отрезы из чемодана. Под голову — свёрнутую куртку, сверху — плед, воняющий машиной. Тень на стене, которую отбрасывал свет от лампы на полу, еле заметно двигалась вверх-вниз в такт дыханию. От его присутствия было тревожно. От его поведения, внешности. Макс слишком нервничал в его присутствии, ощущая какое-то слабо понятное чувство беды, опасности. Дамир был словно упавшая под ноги взрывчатка: ещё пара секунд — и она разорвёт тебя на куски. А главное — не покидало ощущение, что Дамир является частью той мозаики, которую он собирает с тех пор, как въехал в квартиру хромой старухи.
Видимо, он всё-таки задремал. Что-то громыхнуло, выдёргивая из сна, и Макс открыл глаза.
За окном темень, ночник освещал пустую раскладушку с взбулгаченным пледом. Когда Макс зашёл на кухню, на плите закипала вода в «чайном» ковшике, а Дамир досыпал, улёгшись щекой на сложенные на столе руки. Макс достал две чашки и банку кофе, сунул ложку в сахарницу на столе. Дамир разлепил было глаза, но те захлопнулись будто сами собой. Сейчас они были как два невыспавшихся малознакомых пассажира в тамбуре на ранней остановке зимой. Макса даже покачивало. Несколько часов условного сна растушевали случившееся ночью. Сил не было даже на то, чтобы чертыхнуться на всё это. Дамир приподнял голову, огляделся и вдруг хрипло выговорил:
— Не думал, что когда-нибудь буду снова здесь завтракать, — и провёл пальцами по старой хлебнице, придвинутой к стене.
Макс заварил чашку кофе и себе ромашки. По большому счёту, он тоже не думал, что застанет здесь Дамира после всего.
Было странно, что тот не спешит уйти. Макс бы ушёл на его месте. Но выяснять что-то вот уж точно не хотелось. За прошедшие часы, когда ужас от бабкиного визита немного отпустил, Макс посмотрел на всё это со стороны и решил, что изначальный порыв Дамира приехать по звонку ночью был малообъясним. Макс бы не поехал на его месте.
Дамир сделал несколько маленьких глотков, посмотрел на часы, сказал:
— Мне пора.
А Макс зачем-то напомнил:
— Плед не забудь.
Когда хлопнула входная дверь, Макс поплёлся в комнату и улёгся на кровать. У него ещё было чуть меньше часа до подъёма.
Работник сегодня из Макса был аховый. Он, конечно, проспал не только будильник, но и звонки из офиса. Добравшись туда к обеду, он то и дело подвисал на элементарных задачах. Когда агентша прибежала к нему с криком, что отправила клиента в Коста-Рику вместо США, потому что Сан-Хосе есть и там и там, сначала не мог врубиться в чём разница, а потом — унять смеха. Башка вообще была в другом месте.
Он ехал домой, понимая, что по всей логике от квартиры надо было избавляться вместе со всем «наследством». Просто выставить на продажу, подождать хорошего предложения. Он два раза открывал контакты на телефоне, прокручивая до номера риелтора, но тут же сворачивал экран. Он понимал, что с каждым днём пребывания в этой квартире всё глубже увязает в чужой семейной истории. Увязает в ореховых глазах.
Кстати, о глазах: наверное, очевидное — оно всегда на поверхности. Дамир приехал не из-за Максовых бредней про призрак, что, собственно, и озвучил. Люди просты в своих мотивах, надо только уметь слушать. Макс знал, что двунаправленность желаний — это путь психов. В науке это называется амбивалентностью. Когда ты хочешь бежать и остаться одновременно. Поганое, тупиковое поведение. Он должен был выбрать: оставить эту историю навсегда или разобраться в ней до полной ясности.
Маршрутчик повернулся в салон и сказал Максу с характерным восточным акцентом:
— Мужчина — синий куртка. Конечный. Надо выходить.
Макс кивнул. Надо выходить.
Он не успел разуться, как в дверь постучали. На пороге стоял сосед Коля, и Макс уловил слабый отголосок разочарования.
— Здорово, сосед, — Коля протянул руку.
— Привет, заходи.
Пусть хоть Коля. Тишина в квартире нервировала.
— Вот скажи мне, доктор. Чем глаз лечить?
Макс махнул рукой в сторону кухни, зажёг свет.
— Да я же не такой доктор, — заранее извинился он, разворачивая Колю лицом к свету. — У-у-у, и давно у тебя это?
Его левый глаз будто запал и вытаращился одновременно. Верхнее веко втянулось, как у старика, и сам глаз стал казаться больше правого. Коля сел на стул и логично ответил:
— А чё?
— Иди завтра рентген делай. Голова болит?
— Да погода какая! Как не болеть.
— Температура?
— Не мерил… А чё это?
— Похоже на синусит. Насморк был недавно?
— Ну да. МалАя со школы принесла какую-то заразу, мои все переболели. А у меня нос только заложило и вот глаз вдруг…
— Вот, похоже, у тебя в носовой пазухе воспаление слева. Сходи сделай рентген и к врачу сразу, со снимком.
— А чё делать-то будут?
— Промоют, наверное, такой длинной иглой, внутри. Антибиотики назначат.
— Глаз иглой внутри?!
Коля даже побледнел. Макс скривился, дескать, было бы о чём говорить.
— Да не парься, мне промывали. Не страшно. Там пшикают анестезией, ничего не чувствуешь. Противно просто.
Коля закивал нарочито, будто стараясь себя подбодрить, но взгляд бегал испуганно. Макс повернулся к плите, зажёг спичку. За спиной сосед взялся жаловаться на разболевшуюся малУю. Пока Макс высыпал в сковородку замороженную смесь риса с морепродуктами, вспомнили и про поправляющегося пьяницу Сашу.
— Да его вообще ничего не берёт, — махал рукой Коля. — По той весне ему башку зашивали, кто-то его бутылкой отоварил. О, это Каримыча?
Макс повернулся, не уловив смысла последнего вопроса. Коля тыкал пальцем в найденный на антресолях рыболовный ящик. Даже поднялся со стула, пошёл в коридор щупать.
— Вот ведь рукастый. Так он эту свою рыбалку любил… А видишь, как судьба-то распорядилась — будто поиздевалась.
— А как она распорядилась?
Макс убавил огонь под шипящей сковородкой, заоглядывался в поисках крышки. Коля открыл-закрыл ящик, постучал по обтянутой потёртой искусственной кожей крышке.
— Ведь на ней сидеть можно, сечёшь! А? Ну он же на рыбалке пропал. Поехал и не вернулся. Его мёртвым считай только лет пять назад признали, по истечении времени. Ох уж бабка убивалась.
Макс замер на месте с крышкой в руках. В желудок словно камень свалился, даже в спину отдало.
— То есть как «пропал»?
Коля выпрямился, потянулся руками к вискам, болезненно сморщился.
— Ой, заболело прям вот тут. Это из-за того, чё ты сказал?
— Боль в голове при наклонах вниз, да, — автоматически ответил Макс, не спуская с Коли глаз.
Мозаика снова рассыпалась и начала собираться в новый узор.
— Завтра прям с утра в поликлинику, — испуганно проговорил Коля и засобирался домой. — Пойду я. А Каримыч — да, пропал без вести. Почти десять лет как. В 2007, помню, Машка тогда родилась у нас. С машиной вместе пропал. Я вот думаю, его, может, из-за «Победы» той и мочканули где, шпана какая. Ладно, сосед.
Коля махнул рукой и вышел, прикрыв за собой железную дверь.
Макс крутил ручку между пальцев, глядя на чистый лист. Итак.
Дамир родился в 1983 году. Он выписал имя и год рождения.
На следующей строчке написал «1999». Молодой оперуполномоченный Бойко приходит к семье Алимовых, чтобы разузнать о пропаже девочки. Дамиру шестнадцать.
Следующая строка — опять 1999 год. Алимов разводится с женой, и та уезжает с дочерью в другую уже страну, но оставляет сына.
Макс поставил знак вопроса, обвёл несколько раз. Могут ли быть связаны эти два события? Крайне маловероятно. Люди разводятся тысячами в день, тут ничего необычного. Макс перешёл на следующую строку.
2007 год — Карим уезжает на рыбалку и пропадает без вести. Дамиру двадцать четыре. Сразу после исчезновения Асият проклинает единственного оставшегося у неё внука, разрывая отношения. Снова знак вопроса.
Он бросил ручку на стол, потёр ладонями лицо. С такими фактами можно придумывать любой сюжет — всё подойдёт. Домысел на домысле. Даже если пропавшая девочка и развод как-то связаны, то между разводом и исчезновением Карима вообще прошло восемь лет. В эти годы могло происходить всё что угодно. Хоть сто девочек ещё пропасть… Макс уставился на покатившуюся к краю стола ручку, даже не пытаясь её поймать. Как сказал толстый участковый? «Там серия тогда пошла»?..
Он как раз выключил душ, когда дверной звонок зажужжал в прихожей. На душе заскребли кошки, Макс словно почувствовал, кто там за дверью. Он вылез из ванной голыми ногами на кафель, натянул домашние штаны прямо на мокрое тело, сверху набросил полотенце. Оставляя мокрые следы, подошёл к двери, открыл нешироко. Дамир заглянул в зазор с такой осторожностью, будто был готов в любой момент отпрянуть.
— Спишь уже?
Макс обречённо отступил вглубь коридора, снова, как тот первый раз, заворожённый его какой-то особенной красотой. Макс никогда не был азартным человеком. И сейчас, когда он пускал Дамира к себе, его накрывал не адреналиновый приход от опасности, а ощущение неизбежности. Будто уже попал в сеть, и каждое его следующее движение только крепче затягивает узлы.
Дамир нарочито медленно оглядел его, но никаких шуток по поводу полуголого вида не последовало. Макс озадаченно уставился на белый электрочайник, который тот держал за толстую ручку.
— Вот тебе мой старый чайник. И вот к нему шнур, — Дамир протянул ему агрегат. — Я был неподалёку, заехал.
Макс, машинально взяв, сказал:
— Круто. Заходи.
Он пошёл в комнату надеть футболку. Влажную кожу захолодило невесть откуда взявшимся сквозняком. Дамир молча снял куртку и ботинки в коридоре и встал в дверях, привалившись к косяку. Волчьи глаза блестели задиристо, будто провоцируя.
Макс ладонью откинул мокрые волосы назад, чувствуя, как капли потекли за ворот футболки. Он кивнул в сторону маленькой комнаты, спросил спокойно, словно и не видел этих взглядов:
— Тебе есть куда всё это перевезти?
Дамир неопределённо пожал плечом.
— Ясно, — Макс отвёл глаза и взял чайник с дивана. — Я что-то не видел розетки на кухне.
Поравнявшись с Дамиром, он притормозил, чтобы не столкнуться в дверном проёме.
Тот не спеша отодвинулся. Понадобилась доля секунды, чтобы Макс сосредоточился и не повёлся на эту ослепительность и вальяжность, на это убивающее предложение себя. Он не боялся Дамира. Он боялся себя. Почему-то Дамир играл только в охотника и жертву, а Макс никогда жертвой не был. И то бешеное притяжение, которым глушил его Дамир, пугало, как что-то, управляющее им извне. Он прошёл мимо, глядя вперёд, словно над пропастью по доске.
Зашумевший чайник выглядел каким-то инородным, стоя на бугристой изрезанной столешнице. Дамир уселся на подоконник, как Макс в день заселения.
— Как там тот пацан, у которого мамаша с приветом?
Интересно. Он приехал сюда на ночь глядя, чтобы спросить про Даню?
— Не особо. Ведущая ось у грузовичка сломалась.
Дамир тихо хмыкнул, будто сдержал смех. Макс покосился на него, разливая кипяток по чашкам. Наверное, подсознательно пытался понять, с кем всё-таки имеет дело. Хоть намёком. А главное — зачем он пришёл.
— Так, а что с мамашей? Пьёт?
Вот уж меньше всего Макс ожидал от Дамира досужего любопытства.
— У неё другая зависимость. — Он поставил на плиту сковородку и начал нарезать квадратные куски хлеба на четыре части. — Она живёт страданиями. Достань сыр из холодильника, пожалуйста.
Дамир слез с подоконника, протянул ему сыр.
— В смысле мазохистка?
— Спасибо. Ну, не так линейно, но в каком-то смысле да.
Дамир не вернулся на свой подоконник, а остался стоять рядом, глядя на его нехитрую готовку. Макс чувствовал его присутствие физически. Казалось, что со стороны, где тот стоял, у него даже волоски на теле приподнялись.
— Тогда я не понял про страдания.
Вот же змея. Заглядывает в глаза, того и гляди плечом пихнёт. Макса со студенчества так не разводили. Он настругал ломтики сыра, разложил их сверху на гренки в сковородке.
— Проще говоря, она не может получать от жизни удовольствие, если не испытывает сильных переживаний. Не в радость ей спокойная жизнь. С одной стороны, скучно, с другой — тревожно.
Сыр начал оплывать на гренках, потянуло поджаренной хлебной коркой.
— Бред, — резюмировал Дамир. — Кому хочется страдать, если нет причин?
— Это не вопрос её выбора. Она сформировалась такой. Как все мы, она — то, что она есть.
Дамир перекрестил руки на груди, привалился бедром к шкафчику, но тут же выпрямился — шкафчик шатался весьма ощутимо. Макс выключил огонь под сковородкой.
— А как можно такой сформироваться? — по тону — Дамир явно считал, что «никак».
Макс достал единственную глубокую тарелку и начал подцеплять вилкой горячие гренки с сыром.
— К страданиям, страхам, обидам и всякому такому говну приучаются в детстве. Агрессивная сварливая мать, жестокий или, наоборот, равнодушный отец, или его вообще нет — и ребёнок несёт все свои чувства дальше по жизни, подыскивая людей и ситуации, в которых эти чувства будут воспроизводиться. Чай у меня только ромашковый, имей в виду.
Макс поставил на стол дымящуюся тарелку с гренками и кивнул Дамиру на стул.
— Прошу.
Он сходил за самодельной табуреткой, тоже уселся за стол, привалившись спиной к стене. Вытянул ноги. Кухня была такая маленькая, что Макс доставал ногами до шкафчика у противоположной стены. Дамир принюхался к чашке, нахмурился, но спросил не про чай.
— Не пойму — как это должно работать на практике? Ты что, поклонник теории, что люди выбирают партнёров, похожих на своих родителей? По мне, так это полная фигня.
Макс зацепил пальцами гренку, подул на неё и с удовольствием хрумкнул.
— Не, ну это прям совсем упрощение до бессмыслицы. Хотя бывают попадания конкретные, конечно. Например, дочь алкоголика и драчуна выходит замуж за такого же, ну и так далее. Но сам механизм работает не на образ родителей, а на то, что ребёнок чувствовал в отношениях с ними.
Дамир тоже вытянул ноги через всю кухню, устроился поудобнее, не сводя глаз с Макса. А у того уже всё чесалось от этих взглядов. Вот ещё бы и в своей голове разобраться, кстати.
— Вот мальчик, скажем, жил с бабкой и дедкой в деревне, потому что мать с отцом зарабатывали деньги в городе, старались как лучше вроде бы, но навещали редко. И его чувства — это сплошное ожидание кого-то, тихая тоска по далёкому родителю, обида от невозможности быть постоянно с мамочкой, которая приласкает и поддержит. При этом ребёнок может жить своей ребячьей жизнью, не рыдать и на стены не кидаться, но чувства эти он всё равно переживает. Хорошо, если старики его поддерживали, хвалили и в попу целовали. А если нет? И вот он вырос, а отношения складываются одни других страннее. То его не поддерживают, то с ним холодны, то не звонят неделями. И вроде бы люди разные, но не в людях дело — это он таких выбирает. И испытывает весь тот же букет. Видишь — это не то же самое, что тупо выбирать женщин с таким же цветом волос, как у мамы. Тут всё вообще не про похожесть внешнюю.
— А в чём кайф, если они этого дерьма в детстве наелись?
— А в чём вообще кайф с кем-то вступать в отношения?
Дамир закатил глаза, показывая, какой элементарный вопрос ему задали.
— Потому, что тебя прёт от человека.
— Правильно. А «прёт» — это разве не чувство?
— Чувство.
— Ну и где тут вообще место мысли? Ты же не умом выбираешь, от кого тебя прёт. У тебя этот человек вызывает реакцию, а другой — нет. На самом деле неважно, что ты думаешь. Вот вообще неважно. Главное в жизни — это то, что ты чувствуешь и делаешь. Ты можешь мозгами хотеть перестать курить, а хочешь — и куришь. И как твоя мысль повлияла на твою действительность?
Дамир устроился на стуле поудобнее, чтобы смотреть ровно на Макса. Упёрся локтями в столешницу, жестом показал «стоп».
— Погоди. Вот эта твоя теория, она какая-то…
— Не моя, к сожалению.
— Пофиг. Ты хочешь сказать, что если кто-то в детстве получал тумаков от мамаши, будет потом реагировать только на агрессивных козлих?
— Он будет реагировать на того, кто вызовет в нём такой же набор эмоций. — И глядя на скепсис на лице Дамира, Макс пояснил: — Понимаешь, это взрослый человек может понять, что перед ним агрессивная козлиха. А ребёнок, до определённого возраста, любит своих родителей безусловно. Даже в тот момент, когда мамаша даёт тумаков, когда она его гонит, критикует, попрекает, — он её в этот момент любит. И чувства обиды, стыда, ярости — всё это связывается с любовью в тесный узел. И если он потом находит человека, который такие же чувства в нём вызывает, он воспринимает их как любовь. Он реально думает, что он влюблён, что его прёт. Я понятно объяснил?
У Дамира стало такое сосредоточенное лицо, что Макс не смог сдержать улыбки.
— А эта твоя придурочная? У неё тоже какая херня с родителями?
Макс отхлебнул чая, кивнул.
— Ничего криминального, но и хорошего мало. Язвительный, депрессивный папаша. То он обрушивался на неё с критикой, то уходил в себя и вообще переставал обращать на неё внимание. Её не цепляют нормальные мужики. Такие женщины обычно говорят что-нибудь типа «он такой правильный и скучный», или «не орёл», или «сердцу не прикажешь». А тот, кто будет устраивать ей сцены с обвинениями, швырять трубку и оставлять один на один со своими проблемами, — тот её цепляет. А потом Даня вырастет и будет реагировать только на нервных, зацикленных на своих проблемах женщин.
— Это сын?
— Это сын.
Дамир упрямо сдвинул брови, и Макс с каким-то умилением понял: будет спорить.
— А тебе не кажется, что теория, что всё из детства, — какая-то примитивная уж больно?
— Руки-ноги, нервная система из детства, а чувства вдруг нет. А откуда же они? После тридцати вырастают, как грива у льва? У всего есть начало.
— Но не тянутся они так жёстко. Человек же меняется.
— Чувства меняются так редко и с таким трудом, что психоаналитики зарабатывают на этом целые состояния. Если у тебя есть обида, то ты будешь искать, куда бы её излить. Она же тебя беспокоит, ноет. А единственный способ — это найти ситуацию или человека, в которых эта обида сможет быть размещена. Это, кстати, психологи так говорят — «разместить в ком-то, бла-бла-бла». А человек, на которого не за что обижаться, — ну как он тебе поможет с этим? Ты такого и не заметишь даже.
Макс взял гренку, откусил с хрустом. Поднял одну руку в знак капитуляции, сказал со смешком:
— Что-то надоело мне выступать. Давай ты теперь.
Дамир прищурился, словно что-то додумывал про себя, а затем приподнял свои выразительные брови домиком. Спросил с издёвкой:
— И какие же у тебя были отношения с папочкой?
— А у тебя?
Это выскочило быстрее, чем Макс успел подумать. Дамир сам наступил на эту пружину, и она выстрелила. Уж слишком запуталась эта семейная история Алимовых в Максовой голове. Если он, конечно, не надумал себе лишнего.
Дамир разом заледенел, пытаясь скрыть свою реакцию. Глаза стали холодные, как два куска олова. Он потянулся за гренкой, потом подёргал за нитку пакетик с ромашкой. Этих мгновений ему хватило, чтобы окончательно взять себя в руки. Он скользнул равнодушным взглядом по Максу, сказал лениво:
— Не помню.
Теперь была очередь Макса сверлить его глазами. Пусть покрутится.
— Ты и про пропажу его подзабыл, помнится. Когда я спрашивал насчёт возможных родственников.
— Ты спрашивал про живых родственников.
— А что, его разве похоронили?
Макс почему-то старался говорить успокаивающе, но получалось совсем хреново — будто санитар с буйным. Послышался тихий дробный стук — Дамир безотчётно начал барабанить пальцами по столешнице.
— Я понял, кого ты мне напоминаешь! — он вдруг растянул губы в улыбке, похожей на оскал.
Оба клыка немного выдавались вперёд, на фоне ровных, словно клавиши пианино, зубов. Макс сполз взглядом на его чашку, чтобы не залипнуть на этом лице снова.
Спросил сипло:
— И кого же?
— Чумного мужика из этого ужастика норвежского, — он щёлкнул пальцами, задрал лицо к потолку, видимо, вспоминая. — Ну где он приезжает в деревню мать хоронить, а она была вообще отмороженная садистка… И он наследует дом, а в доме типа кто-то есть, и людей вокруг начинают убивать, и он думает, что это какой-то другой мальчик, который тоже жил с его мамашей… Ну, не смотрел, что ли?
Макс неуверенно помотал головой. Но Дамир не сдавался.
— Он тоже такой худой, белобрысый, глаза грустные, как у бассета. Ну, норвежец, одним словом. — И победно вскинул указательный палец: — «Скрытые», во!
— Так, а кто их убил-то? Людей вокруг.
— Да он убил, — Дамир это сказал, как что-то само собой разумеющееся. — Он и убил.
— А.
Дамир вдруг резко перестал улыбаться, а Макс отстранённо подумал, что тот практически процитировал Достоевского. Они синхронно отпили из своих чашек. В возникшей тишине послышался звонок мобильника Макса из комнаты. Он тяжело поднялся с табуретки, пошёл на звук.
Звонила новенькая из ночной смены, пытаясь справиться с оформлением дополнительного места в салоне. Очень полный пассажир был вынужден брать два кресла, чтобы разместиться в самолёте. Макс заученным механическим тоном последовательно описал путь к подробной инструкции на корпоративном портале. Новенькая охала, извинялась, ругалась на трезвонящие на заднем плане телефоны. Макс молча ждал, глядя в тёмный проём в дальнюю комнату. Скоро двенадцать. Интересно, Дамир собирается и сегодня охотиться за привидением?..
Что-то едва коснулось его сзади в районе шеи. Макс дёрнулся, обернулся. Дамир стоял совсем близко, странно, что Макс его не услышал. Они молча глядели друг на друга, пока из трубки доносилось приглушённое стрекотание ночной агентши. Дамир поднял руку и медленно провёл пальцами по его груди, ниже по животу и остановился на резинке брюк. Макс замер, даже не пытаясь его оттолкнуть или отступить самому. Встало моментом, а в ушах так зашумело, что даже голос из телефона пропал на секунду. Макс глубоко вздохнул, стараясь не сделать это в голос. Его рука будто сама собой поднялась и тоже коснулась в ответ. Дамир был горячий, как в температуре. И какой-то жёсткий, словно напряжённый всеми мышцами. Он приблизил своё лицо так, что Макс разглядел коричневые крапинки в серой радужке. Наклонив голову, Дамир потянулся губами куда-то к его скуле, и Макса пробрала внезапная и какая-то стыдная дрожь. Он почувствовал чужое дыхание у себя на шее и пробормотал в динамик:
— Ты всё нашла? У меня трубка садится, — и, не дослушав благодарности, отключил мобильник.
Дамир мягко толкнул его к ближайшей стене и тут же притёрся бедром между его ног. А Макса так развезло, что даже пугало. Он схватил Дамира за затылок и прижался губами к этому упрямому до высокомерия рту, чувствуя, как щетина обдирает его подбородок. Чужой язык на вкус отдавал грёбаной ромашкой.
Макс зажмурился, теряя всякие ориентиры. Руки Дамира прощупали его живот, потом обвились вокруг талии, заползли на спину и дёрнули его вперёд, прижимая крепче. Макс подлез ладонями под его майку, наверняка больно впившись в спину пальцами, не выдержав. Дамира вообще хотелось как-то бешено, до потери контроля и мысли. Вот они — чувства и действия, вот его реальность. Он был здесь и сейчас каждой своей клеткой: трогал, смотрел, изучал, пробовал Дамира, и всё это высекало из него ослепляющие искры голой, дикой, яростной радости. Сердце будто заполнило полтела и с каждым сокращением выталкивало чистый восторг. Таких реакций у Макса никогда ещё не было, ни на кого.
Дамир мял его нещадно, озверело. Несколько раз неосторожно приложил затылком об стену, когда кидался с поцелуями, и майку дёргал до треска швов. От жёсткой щетины горели шея и ключицы. Они сцепились как намагниченные, позабыв про всякий комфорт. Дамир запустил руку ему в штаны, сразу обхватил член, водил рукой вверх-вниз с нажимом. Макс вцепился ему в плечи, укусил за губу, замычал, офигевая от того, что оргазм уже нёсся на него на всех парах почти с первой секунды. Дамир в ответ потянул его за волосы, заставляя откинуть голову назад, зажал зубами мочку уха. А Макс уже ничего не мог сделать — по всему телу искрило, словно загорающийся бенгальский огонь. Одиночные горячие искры множились, заполняя собой ноги, руки, всё тело целиком. Он беспомощно застонал, замирая от ревущей внутри тяги, как от вырывающегося на свободу огня. Дамир отодвинулся, задрал ему рубашку и размазал его сперму по животу, азартно рассматривая результат своих трудов. Он завёлся бешено, и обмякший Макс понял, что вряд ли сможет оказать сопротивление в случае чего. Но это его сейчас совсем не беспокоило. Дамир схватил его за бёдра, будто примеряясь, с какой стороны укусить этот кусок мяса, пару раз заглянул в глаза, может, проверяя, может, прося разрешения. Хотел было повернуть его к себе спиной, но Макс его притормозил. Вот уж точно не мордой к стене. Дамир заозирался в поисках ближайшей горизонтальной поверхности и вдруг застыл, глядя в одну точку. Макс машинально проследил его взгляд и, моментом протрезвев, спросил хрипло:
— Почему это здесь?
Та самая, прокорябанная до дыр, фотография лежала на серванте, у ближнего к ним края. Дамир медленно перевёл на него глаза и сделал шаг назад.
— Это что, какой-то цыганский развод? Ты сейчас мне скажешь, что на мне сглаз и со мной хотят поговорить мои умершие предки?
Его голос был похож на предупреждающее рычание защищающегося пса. Макс одёрнул майку, которая тут же прилипла к животу. Сердце всё ещё прыгало после пережитого, но голова уже заработала.
— Эта фотография лежала в чемодане, который ты унёс. Что она опять здесь делает? Это ты её принёс?
— Я?! — Дамир указал на себя обеими руками, заводясь.
Макс почему-то отметил, что тот вообще быстро выходил из себя, будто это было сейчас первостепенно важным.
— Ну а кто её мог ещё принести из твоего чемодана?
— Да я её впервые вижу! Вернее, это моя студенческая фотка, о которой я уже сто лет забыл. За каким хером надо было её так поганить? Что за представление?
Макс пытался придумать хоть одну причину, по которой Дамир мог принести сюда эту фотографию и теперь ломать комедию. Повторил спокойно:
— Она была уже в таком виде, когда я её нашёл и положил в тот чемодан, с которым ты ушёл. Я понятия не имел, чья это фотография. И, кроме тебя, в эту комнату никто не заходил.
Но Дамир уже мотал головой, глядя мимо него, словно прокручивая какие-то свои версии в голове. И если он играл, то он — чертовски хороший актёр. Он выглядел сбитым с толку и обозлённым одновременно. Глаза рыскали по комнате, будто в поисках ещё какого-то подвоха. Макс напряжённо наблюдал за каждым его движением, когда тот остановил взгляд на его лице.
— Ты хотя бы гей?
— Нет, я симулировал оргазм, — тихо ответил Макс и устало предложил: — Свали, а? Вот просто, блядь, свали. Мне вся эта семейная история ваша вот уже где.
Он провёл ребром ладони по шее и понуро поплёлся на кухню. За спиной зашуршала одежда, громыхнула дверь.
Сыр на гренках остыл окончательно.
Глава V
Макс вылил в себя последние пенистые капли фраппе и потёр глаза. Накануне вечером он принял снотворное и еле поднялся утром. Время шло уже к файф-о-клок, а голова всё ещё гудела. Греческий ледяной кофе был радикальным, но действенным способом взбодриться. Показалось, что даже сердце поскакало быстрее от дозы кофеина.
После ухода Дамира Макс понял, что боится ложиться спать. Он даже почти убедил себя, что сам случайно выложил это треклятое фото из чемодана ещё тогда и забыл его на серванте. Остальные версии изводили своей дикостью. Ободранная кожа на подбородке всё ещё саднила, и ухо алело, как после трёпки.
История с Дамиром была абсолютно из ряда вон. Макс ведь и знал-то его едва, а половина того, что знал, так вообще озадачивала. Но тянуло к нему, как в водоворот. Похоже, как раз то самое подсознательное, которое Макс так подробно раскладывал на составляющие, глядя на других. От одного взгляда на Дамира его сердце щемило, словно он переходил на какую-то другую — их — частоту, выделенный от всех других канал.
Но вся эта чертовщина вокруг давила и ввинчивалась в их действительность. Версии, пусть и необоснованные, прилипли как жвачка к рифлёной подошве — хрен до конца отдерёшь.
Погуглив статистику пропавших детей, Макс ужаснулся. Не только по России, но и мировой. Числа оглушали. За каждой цифрой — ужасное горе, даже если ребёнок ушёл сам, ясно, что не от хорошей жизни.
Закрыв страницу, Макс пару минут смотрел в пустой монитор. Он не представлял масштабы, никогда не слышал о знакомых, у которых бы пропадали дети. В каком-то смысле это даже страшнее, чем смерть. Такая бесконечная пытка для близких — годами крутить в голове мысли о судьбе своего ребёнка, лелеять призрак неразорванной связи. Почему-то подумалось о Дане, и аж в груди похолодело. Макс резко выдохнул, гоня прочь такие мысли.
Историй про серийные похищения девочек с конца 90-х он не нашёл, а смотреть все выпуски «Криминальной России» за те года было неподъёмной работой. Макс рассеянно чертил углы и решётки на листе перед собой. Связаны ли Алимовы с похищениями? В 99-м Дамиру было шестнадцать, а Кариму — тридцать девять. Почему жена Карима уезжает после развода, забрав с собой дочь, и оставляет сына? Почему бабка уничтожает все фотографии внука, а одну оставшуюся кромсает на лоскуты? Дамир вспыльчивый, быстро заводится, подозрительный, о многом умалчивает. И его как магнитом тянет в эту квартиру. А ведь участковый не сказал, сколько было лет девочке, это Макс её представлял маленьким ребёнком. А если ей было лет четырнадцать? Мог ли Дамир, будучи подростком, познакомиться с девочкой возле работы отца, а потом заявить ей где-нибудь в укромном месте, как Максу тогда, — «ложись на живот»? А потом взорваться от отказа и случайно убить в момент потасовки? Мог ли отец догадаться об этом, когда к ним пришёл милиционер, и отправить жену с дочерью подальше от опасного сына?
Но куда бы Дамир дел тело девочки в центре Москвы? Где обычно подростки милуются? Макс бросил ручку на стол. На задних сиденьях родительских машин — вот где.
Когда в дверь позвонили, Макс какое-то время не двигался, пытаясь решить, открывать или нет. Он чувствовал Дамира за дверью, как чёртов пёс. Весь вечер он думал, как быть дальше. Эта история его не касалась, кроме странных событий в квартире. Нужно было соскакивать, как он всегда делал. Не вникать, не спасать, не увязать. Но его уже вело к двери.
В свете тусклой лампы на площадке на лицо Дамира падали тени. Под мышкой он держал свёрнутый в рулон не то ковёр, не то матрас. Увидев «приданое», Макс мысленно всплеснул руками, прошептал себе под нос:
— Да ты шутишь, что ли?
Но смотрел на него, понимая, что пустит. А Дамир таки попытался пошутить:
— Ну что, Фредди Крюгер не пришёл ещё?
— Вот пришёл, — всё так же тихо пробормотал Макс и отступил вглубь коридора.
Пока Дамир раздевался, прислонив рулон в углу прихожей, оба молчали. Макс стоял возле стены, разглядывая его, будто пытался уловить какие-то знаки, убедиться в чём-то, но в глаза бросился только гладко выбритый подбородок. Дамир внимательно посмотрел на него, взял рулон и сказал:
— Выглядишь как труп. Ложись спать, я посторожу. — И направился в комнату.
Макс развернулся и пошёл в ванную, сказав через плечо: «Чашки и чай на столе».
Струя била по загривку, и чугунная ванна отзывалась гулом на падающую воду. Максу почему-то стало спокойно. По крайней мере, он либо выспится, либо у него будет свидетель полтергейста, либо он убедится в собственном сумасшествии. Этот затягивающийся на его шее гордиев узел нужно было рубить. Но когда Макс закрывал глаза, представлялись только чужие губы, глаза и руки. Словно части его было вообще плевать на все эти детективные перипетии, ей нужен был только Дамир рядом, и даже не важно, под собой или над. Член так потяжелел, что стало сомнительно, что Макс уснёт в таком состоянии. Он выкрутил синий вентиль, вздрогнув от ледяного потока. В жопу это блядское подсознание с тупым либидо. И так проблем выше крыши.
Когда он зашёл в комнату, Дамир уже валялся на разложенной раскладушке поверх принесённого матраса и смотрел в телефон. Под головой у него лежала узкая, как сосиска, подушка, очевидно принесённая с собой в рулоне. Знакомый плед тоже был тут.
— Тебе во сколько вставать? — он не отрывался от мобильника, водя пальцем по экрану.
— Около восьми. Ночник оставлять?
Лампа с газетой у Макса по ночам не выключалась, но сегодня он мог не настаивать.
— Оставляй.
Похоже, Дамир не собирался затевать выяснений. И в кровать Макса пока не метил. Чёрт его знает, зачем припёрся. Макс залез под одеяло и затих лицом к стене. За спиной заскрипела раскладушка. На секунду показалось, что Дамир с неё встаёт. Или Макс выдавал желаемое за действительное. Себя он не обманывал — ему хотелось до одури, чтобы Дамир сейчас нырнул к нему под бок. Но тот, похоже, просто устраивался поудобнее. Макс зачем-то сказал, будто в отместку за разрушенные мечты:
— Участковый приходил тогда, насчёт этого алкаша порезанного.
— Сашки?
— Да. Сказал, что был в вашей квартире сто лет назад. Бойко фамилия. Не помнишь такого?
Дамир затих, и надолго. Показалось, что прошла пара минут прежде, чем он припечатал:
— Спи, Шерлок.
Макс подбил подушку, накрылся одеялом до ушей. В голове всплыл недавний разговор на кухне. «Он и убил».
После снотворного всегда так: сначала остаточно рубит на пару часов, а потом просыпаешься среди ночи, и ни в одном глазу. Макс включил подсветку на часах — без пяти три. Дамир спал на животе, уткнувшись лицом в подушку, свесив руку на пол. Макс потянулся под одеялом, рассматривая его. Этот спящий малознакомый мужик в его комнате был невероятным финалом странной истории. Такие сюжеты интересно слушать или читать, но когда они происходят с тобой — совершенно не понятно, как реагировать. Стараешься решить стандартными способами нестандартную задачу, а она только усложняется. Макс покрутился ещё, потом решил встать попить воды. Бредя обратно, он почувствовал, что в комнате стало будто холоднее. И войдя, он застыл на месте.
Асият бликовала рядом с раскладушкой, поводя головой, будто пытаясь разглядеть спящего Дамира сквозь мутное стекло тёмными провалами глаз. Её фигура утопала в чёрном балахоне, как у монаха, и расползалась туманом книзу. Она словно парила над полом в мрачном облаке, из которого торчали её голова, плечи и руки. Она двигалась рывками по направлению к Дамиру, то становясь бледнее, то ярче. Макс набрал ледяной воздух в лёгкие и выдавил из себя:
— Дамир! Дамир, проснись!
Словно в замедленном кадре, Макс смотрел, как тот поморщился, заворочался. Как открыл глаза, часто моргая. Затаив дыханье, Макс ждал развязки — сейчас всё решится. Сейчас этот кошмар закончится! Дамир приподнялся на руках, глядя на стоящего в дверях Макса. Всё происходило за секунды, но казалось, что действительность застыла и не двигается, как в жутком сне. Асият оскалилась, показывая чёрную дыру вместо рта. Руки задёргались в сторону Дамира, но не достигали цели. А Дамир был её целью — в этом не оставалось никаких сомнений.
— Макс, ты чего? — наконец Дамир вскочил, озираясь. — Что случилось?
— Ты не видишь её? — прошептал Макс, указывая в сторону выламывающейся Асият. — Скажи мне, что ты её видишь!
Дамир повернулся в ту сторону, куда тот указывал, но по его блуждающему взгляду стало понятно, что он никого не видит. Макс сполз по косяку, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Этот кошмар оказался ещё страшнее, чем реальное привидение.
— Ты не врёшь мне? — он шёпотом умолял Дамира, вглядываясь в его перепуганное лицо. — Ты правда не видишь её? О господи…
Макс закрыл ладонями лицо на секунду, чувствуя, как от бессилия и безысходности к нему подбирается истерика. Руки тряслись, затошнило так резко, что он зажал рот ладонью. Дамир опустился на корточки рядом, взял его за плечи.
— Максим, успокойся, — он смотрел на Макса с такой унизительной жалостью, как смотрят на совершенно конченых людей. — Успокойся. Посмотри на меня, ну!
Макс поднял глаза на Дамира, пытаясь зацепиться за его лицо, как за якорь, чтобы не видеть эту чёрную тучу, мечущуюся в центре комнаты.
— Ты… ты не обманываешь меня? Ты правда?.. — Он всё-таки скосил глаза на страшную старуху, видя её всё отчётливей с каждой секундой. — Я не понимаю!
Дамир потянул его к себе за руки, опустившись на колени рядом. Макс подался вперёд, прижимаясь щекой к чужому плечу. «Он и убил, он и убил…». Это Макс был тем самым героем, который видел то, чего нет? Кто подозревал кого-то другого вместо того, чтобы понять, что всё это — плод его воображения? В ушах гудело что-то, будто завывание, но ему было уже всё равно — пусть только это пройдёт, пусть отпустит!
— Что это? Ты слышишь? — Дамир отодвинулся от него, закрутил головой.
Макс посмотрел на Асият. Бессмысленное, ничего не значащее бормотание вылетало из её чёрного рта. Звук, правда, запаздывал на долю секунды, как неправильно наложенная дорожка, но, вне сомнений, это произносила Асият. Макс точно понимал, что никакого смысла в её бормотании не было, но Дамир разительно изменился в лице. Он вскочил на ноги и повернулся ровно в ту сторону, где бесновалась старуха.
— Где она?! Ты видишь её?!
Макс тоже подорвался, понимая, что по какой-то причине Дамир не может видеть её, но он её слышит! Он ткнул пальцем туда, где та дёргалась и извивалась, вытягивая скрюченные, изломанные руки к Дамиру.
— Вот она! Прямо перед тобой!
Дамир сощурился, напрягая зрение, и протянул руку туда, куда указывал Макс. На его лице отражалась такая потрясающая решительность вперемешку с ужасом, что Максу захотелось оттолкнуть его от чёртовой старухи. Асият зашлась воплем, продолжая повторять одну и ту же белиберду, её скрипучий голос дрожал будто через радиопомехи.
— Не надо! — Макс увидел, что Дамир вот-вот коснётся этого чёрного сгустка, в котором дёргалась старуха.
Туман облизал кончики пальцев Дамира, и тот резко отдёрнул руку, сжав пальцы в кулак. Асият метнулась к нему, бросилась словно всем телом, но ударилась о какую-то невидимую препону. По комнате раскатился нечеловеческий визг, и Дамир развернулся к Максу.
— Ходу!
Он толкнул его к прихожей, и Макс сорвался с места. Дверь открылась с грохотом, он вылетел на площадку первым, обернулся. Увидев, что Дамир всё ещё мечется по комнате, Макс снова ринулся обратно.
— Куда? — тормознул его тот. — Ключи хватай! Одежду! И на выход!
Макс как болван закрутился на месте, пытаясь сообразить, где оставил ключи. Он схватил куртку с вешалки, когда на него налетел Дамир и выпихнул из квартиры. Вслед за ним на площадку вылетели ботинки и выскочил сам Дамир с курткой в руках.
— Одевайся!
Макс схватил ботинок, запрыгал на одной босой ноге. Дамир закрыл дверь на ключ, непонятно как у него оказавшийся. Влез в обувь, натянул куртку. Не дожидаясь, пока Макс наденет свою, развернул его в сторону двери на улицу.
— Пошли. Держи телефон.
Макс машинально забрал свой мобильник, пытаясь одновременно застегнуться.
— Ты там вещи собирал, что ли?
— А ты с голой задницей решил выскочить?
— Она в этой квартире умерла, да?
— Да. — Дамир схватил его за предплечье и практически выволок из подъезда.
У тротуара пикнул «Патрол», мигнул фарами. Макса протащили по обледенелому асфальту до машины, запихнули в промёрзший салон на переднее сиденье. Дамир обежал капот и впрыгнул за руль.
— Куда ты едешь?
Непрогретый двигатель заревел под капотом, когда Дамир выжал газ до упора.
Машину немного повело на скользком асфальте, и они понеслись к шоссе, выруливая из двора. Дамир тяжело дышал, то и дело глядя в зеркало заднего вида.
— Ко мне. — И он вдруг изо всех сил ударил ладонями по рулю, видимо всё ещё не придя в себя от случившегося: — Как такое может быть, а?!
При взгляде на беснующегося Дамира Макса вдруг начало отпускать. Он больше не был один в этом необъяснимом кошмаре. Думать о том, что тот как-то подыгрывал хитроумной, сложной подставе, уже не было сил. Если и были какие-то технологии, позволяющие устраивать такие представления, то Макс не мог их себе представить.
— Но ты её не видел, — на всякий случай уточнил он.
— Я видел что-то… какое-то уплотнение, но я не уверен, — замотал головой Дамир, выкручивая руль под стрелку.
Они выехали на шоссе и понеслись по крайней левой.
— Я думал, ты — лунатик, честно тебе скажу! — Дамир потёр лоб пальцами, хмурясь. — Думал — ну, чудик, бывает. Ну, напридумывал себе что-то, спать не можешь… Но чтоб такое!..
Макс озадаченно повернул голову и неожиданно быстро подхватил повышенный тон:
— Ты меня за психа держал?!
— А что бы ты подумал на моём месте?!
Макс расстегнул куртку: в салоне стало жарко.
— Пока эту грёбаную квартиру не купил, я нормальный был! И что…
— Пристегнись.
Макс послушно потянул ремень безопасности.
— …и что это за околесица, которую она несла? Это её голос?
Дамир кивнул и сказал, словно через силу:
— Это аварский.
Макс уставился на него, не ожидая такого простого объяснения.
— Ты понял, что она сказала? Что?!
— Я… почти не знаю его.
Дамир уставился вперёд на дорогу, но Макс сразу понял, что врёт. Вот сука!
— Да ты врёшь!
От его крика Дамир даже чуть вильнул колёсами, дёрнул головой в сторону, будто Макс ему в ухо залепил. Зыркнул на него своим волчьим взглядом, огрызнулся:
— Да иди ты! — И пока Макс реально ему не вписал, добавил: — Всё нормально будет, я что-нибудь придумаю. Успокойся.
— Да что ты придумаешь?!
Макс не выносил, когда его отодвигали в сторону, как блондинку. С детства не выносил, бесился сразу. Он достал телефон из кармана куртки, проверил связь.
— Останови нахрен!
Дамир саркастично агакнул и прибавил газу. Он надел лицо «не выводи меня из себя», но Максу все эти лица были до лампады. Развернувшись к Дамиру всем корпусом, он заговорил стальным тоном:
— Слушай, дружок. Вот что, блядь, мы будем делать. Мне ваши тёрки с покойными родственниками нахер не упёрлись. Я, блядь, в этом склепе жить не собираюсь! Выставлю эту чёртову квартиру на продажу, и пока мне не дадут за неё столько, чтобы покрыть все мои убытки, там будешь жить ты! А я поживу у тебя, понял? И что ты там будешь «придумывать» — это уже меня не колышет. Ты даже сейчас врёшь, решальщик, блядь! Даже сейчас, после всего этого цирка, ты какого-то хера ссыкливо врёшь!
Дамир медленно моргнул, будто из последних сил уговаривал себя не срываться. На такой скорости, если он бросится на Макса, они ухерачатся в хлам об отбойник. Макс прекрасно видел, чем рискует, но он не собирался давать Дамиру время, чтобы придумать очередную уловку.
— Я понятно объяснил?!
Продолжение
Дамир вышел на площадку, оставив немного обалдевшего Макса в прихожей. За всё время беседы он ни разу не улыбнулся. И ростом он никак не меньше Максовых без пятнадцати два. Впихнув руку в рукав куртки, Макс взял ключи с полки и вышел следом.
Nissan Patrol предпоследнего поколения стоял напротив подъезда с заведённым двигателем. Возле машины в свете фонаря стояли Дамир с Николаем, и сосед что-то оживлённо ему рассказывал. Увидев Макса, он попрощался с Дамиром за руку и пошёл к магазину в соседнем подвальчике. Они сели в машину.
— Так ты доктор?
Дамир выруливал из двора по узкой дороге мимо припаркованных машин. Наверное, это предполагалось быть светским разговором, но больше походило на обмен разведданными — так он был собран и серьёзен. Макс подсознательно подстраивался, давая короткие ответы.
— Отчасти.
— Коля говорит, ты Сашку откачал.
— Я его не качал. Он был жив, когда я его увидел, и я постарался сдать его скорой в таком же живом виде.
Дамир немного повернул к нему голову, посмотрел, словно взвесил. Макс объяснил:
— Я со второго курса меда ушёл, так что официально не доктор. Да и неофициально. — И он вспомнил, что хотел спросить. — А что такое «шкаф от шефа»?
— Фирма по сборке шкафов.
Они выехали на шоссе. Макс обратил внимание, что, несмотря на свободную дорогу, Дамир не разгонял свой внедорожник.
— Какого года? — Он протянул вперёд руку, погладил холодную торпеду, оглядел салон «японца».
— Седьмого.
Макс покивал. На заднем сиденье он заметил большой пакет с одеждой. Похоже, рабочая — материал был припорошён опилками. Он автоматически посмотрел Дамиру на руки — кисть широкая, крепкие пальцы с коротко обрезанными ногтями. Тот опять повернул голову, поймал его взгляд, и Макс сказал:
— Ты очень похож на родителей.
Наверное, он умышленно захотел смутить Дамира. Посмотреть, как отреагирует. Тот немного прищурился, глядя перед собой, прокручивая сказанное в голове. Макс то и дело косился на него. Нравился.
— А кроме меня никто не хотел забрать фотографии?
— Может, про них и не знал никто.
Дамир не общался с сестрой — это ясно. Иначе бы он не Макса спрашивал. И в квартире он был впервые за долгие-долгие годы — это тоже ясно. Пытается прощупать ситуацию, понять картину. Значит, конфликт был не только с бабкой, но и с остальной семьёй. Макс повернулся к хмурому, напряжённому Дамиру, и вдруг захотелось его чем-то отвлечь.
— Знаешь, как я этот чемодан нашёл? Мне его барабашка с антресолей скинул. Ночью.
Тот чуть повернулся, задержал на нём взгляд. Словно человек, смотрящий на море в штиль и вдруг заметивший на горизонте всплеск. И в глазах такое: дельфин или показалось?
Макс расстегнул куртку, в салоне стало тепло.
— Чуть ли не каждую ночь у меня кто-то ходит. Не могу сообразить, откуда слышно. Думал, сверху. Заходил к ним — там не живёт сейчас никто, похоже. А походка такая неровная. Ну, как у хромого.
Дамир внимательно слушал, кидая взгляды то на дорогу, то на Макса. С его угрюмым выражением лица было сложно понять, о чём он думает. Макс, начав рассказ как смешную байку, вдруг рассказал то, что не собирался.
— А в одну ночь, после этих шагов, кто-то сел на мою кровать. Я почувствовал, как диван прогнулся.
Дамир остановился на светофоре и повернулся к нему. Макс пожал плечами, предвосхищая вопросы.
— Я подумал, что мне либо приснился такой реальный сон, либо я надышался какой-то заразой. И в поисках токсичной плесени я полез, в частности, на антресоль.
Макс ткнул пальцем вверх для наглядности, а Дамир приподнял брови.
— Токсичная плесень? Такое бывает?
— Ещё как. Есть даже «синдром больных зданий». Но я её не нашёл. Зелёный, — Макс кивнул на светофор, и Дамир отпустил тормоз. — Так вот после поисков ночью опять пришёл мой барабашка, потопал в коридоре, а потом с антресолей с диким грохотом посыпались вещи, включая старый чемодан. Жутковато, конечно.
В кармане Максовой куртки зазвонил телефон, Даня звонил с домашнего. Макс написал ему свой номер на большой картонке в своё время.
— Дань, я уже на полпути к тебе. Что делаешь?
Тот протараторил про мультик и съеденный банан, попросил побыстрее. Похоже, трусил.
— Я уже скоро, а пока у нас на дежурстве тётя Алла. Следит за твоей дверью, и если что — спасёт. Так что не дрефь, окей?
Данька недоверчиво согласился и положил трубку. Справа показался стеклянный куб метро. Дамир начал прижиматься правее, меняя полосу.
— Сын? — спросил он, крутя головой и притормаживая, чтобы пропустить маршрутку.
— Не мой, бывшей соседки по квартире. Та ещё курица.
Дамир усмехнулся, и это стало первым проявлением хоть какой-то эмоции за всю дорогу. Машина остановилась в кармане для такси, Макс щёлкнул замком ремня безопасности. Дёрнул за ручку двери.
— Спасибо, выручил. Как соберёшься за вещами — звони.
— Договорились.
Макс посмотрел на него перед тем, как вылезти, и слабо улыбнулся. Всё-таки хорош.
Глава IV
Макс зашёл в квартиру, сгрузил на пол пакеты из супермаркета. Полвоскресенья прошло как-то между делом, на улице уже темнеет. Сначала завтракали, потом собрали очередную лего, пока Алёна побежала в парикмахерскую, пользуясь случаем. Тогда Данька разразился жалобами на конфликт в садике, а Макс выражал ему всестороннюю поддержку. Наверное, с чужими детьми вообще легко. Ты не видишь их каждый день, не изматываешься от ежеминутных проказ, болячек, капризов. Не несёшь глобальной ответственности. А с Максом Даня тих и покладист. Макс его не воспитывает, не дёргает, не принуждает. Вместе с тем он наконец-то выспался.
Алёна ввалилась во втором часу ночи. Счастливая от очередной каши, которую заварила. Конечно, она не осознавала реальных причин происходящего в её собственной жизни. Не понимала, что её цепляют исключительно подонки, потому что дают ей такое желанное страдание. В этом, бесспорно, её трагедия. Но Макс с некоторых пор придерживался чёткого правила: если хочешь кому-то помочь советом — делаешь это один раз. Комплекс спасителя ничем не лучше комплекса жертвы.
Заложив в кастрюлю магазинные фаршированные перцы, Макс уселся, закинул ноги на складной стульчик. Дамир не выходил из головы. От воспоминаний о нём Макс подвисал, глядя в пространство. Понятно, что почти любой видный мужик, как правило, цепляет, но Дамир, казалось, вонзил в него здоровенный гарпун. Даже его мимика, жесты, тембр голоса словно обжигали. От мыслей о Дамире было колко, хотелось отвернуться куда-то к окну и прикрыть глаза. К нему тянуло. И на него вставало. Макс поправил приподнявшийся член в трусах.
Про Игоря он не вспоминал со вчерашнего дня.
***
Макс проснулся, будто его толкнули. Сразу прислушался — вроде тихо. Но отчего-то же он проснулся.
Самодельный ночник из настольной лампы горел на полу, и Макс с секунду разглядывал тёмные ромбы на ковре. Потянувшись, он перевернулся и оглядел комнату.
Это была она, Асият. Она стояла рядом с окном, грузная и сгорбленная. От ужаса Макс захрипел, чувствуя, как из него будто позвоночник выдернули. Он метнулся назад, больно ударившись затылком об стену. От невозможности, дикости того, что он видит, в голове забилась одна мысль: «Проснись, проснись, проснись, проснись…». Асият бликовала и дёргалась, словно голограмма, её чёрные впавшие глаза шарили вокруг того места, где сжался Макс. Её губы беззвучно шевелились. Макс схватил ртом воздух и, не соображая, слетел с кровати и кинулся к входной двери.
«Проснись, проснись». Руки бились о железные накладки замков, казалось, что он проворачивает их целую вечность. Тяжёлая дверь отворилась, голая нога отдала болью, и Макс выскочил на площадку.
Он взмыл на лестничный пролёт и, завернув за угол, остановился, пытаясь отдышаться. Он водил глазами по белёной стене, вздрагивая всем телом. В подъезде было абсолютно тихо и очень холодно. Он отстранённо посмотрел на свою ногу — кожа на подъёме была содрана, и кровь стекала на бетонный пол. Только сейчас он понял, что стоит босой, в майке и трусах. Дрожь и не думала отпускать, он даже ухватился за железные перила. Что это за ёбаная херня?! Макс выглянул на свою площадку. Дверь в квартиру была приоткрыта и не двигалась. Он долго стоял на лестнице, не сводя глаз с дверного проёма, пока холод не начал пробирать до костей. В голове вихрились мысли, пытаясь собраться во что-то понятное, словно детали лего. И вдруг собрались.
Макс спустился к двери, заглянул внутрь квартиры. Из коридора просматривалась пустая комната, освещённая лампой на полу. Просунув руку внутрь, Макс зажёг свет в прихожей. Подождав пару секунд, он осторожно вошёл в квартиру, оставив дверь открытой, и тут же зажёг свет в комнате. Никого. Не переставая осматриваться, быстро влез в брюки. Схватил телефон, натянул тапки и, сдёрнув куртку с вешалки, снова выскочил из квартиры.
Дамир взял трубку после пятого гудка, сказал практически шёпотом:
— Алло?
Макс прикрыл рот ладонью и угрожающе прошипел в динамик:
— Послушай, Дамир. Я не знаю, какого чёрта происходит. Кто и зачем это делает. Но я только что видел вашу бабку в этой самой грёбаной квартире!
Послышался явно сонный вздох, Дамир откашлялся и спросил:
— Ещё раз… Максим, это ты?
— Да, Максим — это я, — взвился Макс. — И после твоего визита в моей квартире появился призрак твоей незабвенной бабули! Не расскажешь мне, как такое получилось?
Дамир молчал пару секунд. Макс опустился на ступеньку, запахнул куртку.
— Где ты находишься?
— Сижу на лестнице в подъезде.
— Сейчас приеду.
Макс удивлённо посмотрел на телефон. Он звонил, чтобы попытаться проверить одну из теорий, и сейчас не мог понять, подтвердилась ли она.
Где-то через полчаса Макс начал клевать носом, несмотря на холод. Нос заложило, и резко заболел желудок. Макс привалился к стене, не отрывая глаз от открытой двери в квартиру.
Дамир зашёл в подъезд, молча посмотрел на Макса, потом заглянул в открытую дверь. Мятые спортивные штаны и заломившийся в одну сторону ёжик волос на голове говорили в пользу того, что Макс его всё-таки поднял с кровати. Дамир серьёзно оглядел его и кивнул, подгоняя.
— Рассказывай.
За время ожидания страх и досада немного притупились, но Макс не собирался расшаркиваться.
— Дамир, почему ты не наследовал квартиру вместе с сестрой?
Тот посмотрел куда-то вбок, вроде как ожидая, пока не интересующий его вопрос Макса пролетит мимо. Весомо помолчав, он повторил:
— Рассказывай, что произошло.
Макс поднялся на ноги и посмотрел на него сверху вниз, будто наседая. Он говорил тихо, чтобы не перебудить соседей, но в тоне сразу читалась угроза.
— Рассказываю по порядку. Сначала я покупаю супердешёвую двушку, в глаза не видя владельцев, потому что те якобы очень спешат. Потом меня начинают будить по ночам какие-то непонятно откуда доносящиеся шаги. А после того, как в квартиру приходит загадочный блудный внук покойной, — вуаля! Сама усопшая является ничего не понимающему жильцу, пугая до инфаркта. Что думаешь?
Дамир прищурился, становясь похожим на ощерившегося волка. Макс стоял достаточно близко, чтобы рассмотреть тонкие красные ниточки сосудов на белках глаз.
— Я подозреваю, — наконец произнёс Дамир так же тихо, — что у тебя уже есть версия, которую ты приготовился мне озвучить.
И он дёрнул подбородком вверх, будто провоцируя. Макс и не думал отступать.
— А я подозреваю, что пустая квартира сверху очень удобна для того, чтобы приходить туда по ночам и устраивать там маленькие представления. И думаю, что для создания стереоскопического изображения существует специальная аппаратура.
Дамир приподнял брови, будто обдумывая такую возможность. Затем ткнул большим пальцем себе за спину, на открытую квартиру.
— И что, нашёл?
— Что?
— Ну, аппаратуру.
— Тебя ждал.
Макс смотрел на Дамира, пытаясь уловить неуверенность или обиду. Хоть что-нибудь, чтобы понять, с кем он имеет дело. И встретил такой же изучающий взгляд.
— Пойдём посмотрим?
Они зашли в квартиру, молча повесили куртки на вешалку, разулись.
— Где? — Дамир остановился в центре комнаты, огляделся.
Макс подошёл к окну.
— Вот здесь она… стояла, если можно так сказать. Смотрела в сторону дивана.
Дамир покружил вокруг, приглядываясь к каждой вещи. Присел на корточки, потрогал плинтус, заглянул под подоконник. Выпрямившись, он посмотрел на часы на запястье, затем поднял глаза на тоже озирающегося Макса. Тот остановился, потёр подбородок, сказал упрямо:
— Изображение можно посылать и через окно.
— Как? У тебя оно скатертью занавешено.
— А это скатерть? Я думал, штора…
— Так, короче. Мне вставать через четыре часа.
Макс сел на диван, упёрся локтями в колени.
— Этому должно быть какое-то объяснение.
Дамир с невозмутимым лицом уселся в кресле в углу, уставился на Макса без тени симпатии.
— Максим, у тебя раньше случались такие истории?
— Да какие нахрен истории? — От собственной беспомощности хотелось кому-нибудь врезать.
— Травмы головы, наследственные заболевания? — Дамир явно мстил за свою ночную побудку. — У деда моего напарника была какая-то ночная карусель или что-то типа этого. Он чудил, как чёрт.
— Сумеречная спутанность, — огрызнулся Макс.
Дамир ему не верил, вне всяких сомнений. Макс сцепил пальцы и попытался сформулировать предельно спокойно и взвешенно.
— Давай отложим версию о моём стихийном сумасшествии, которое случается только ночью и в этой квартире. И подумаем о чём-нибудь более реальном. У Асият были ещё наследники, кроме тебя и сестры?
— Нет.
— Родственники дагестанцы?
— У нас нет родственников дагестанцев. У нас есть родственники аварцы. И нет — бабка не общалась ни с кем из них после того, как уехала из Дербента.
— Ты не знаешь, с кем она общалась последние годы!
— О, уже доложили, — Дамир закатил глаза, брезгливо скривив чётко очерченные губы.
Макс отвёл глаза. Ему было сложно думать, глядя на Дамира, чёрт бы его побрал с этой линией подбородка.
— Хорошо, — тот вдруг хлопнул в ладоши и поднялся на ноги. — Предположим, есть человек, жаждавший эту квартиру, — он живописно обвёл руками убогую комнатушку. — В чём его план, по-твоему? Уложить тебя в гроб с инфарктом — как это ему поможет? Заставить продать — она и так продавалась!
Макс кивнул.
— А если в этой квартире есть что-то ценное, но хорошо спрятанное? Замуровано в стене, заложено в вытяжке?..
— И что? Он ждёт твоего обморока, чтобы обчистить квартиру? А в любой будний день, когда ты на работе, этого сделать нельзя?
Макс понимал, что каждая версия хуже предыдущей, но на галлюцинации это тоже не походило. Он пожал плечами, опустил голову и потёр глаза до искр под веками. Если попытаться продать квартиру сейчас? Допустим, он вернёт те деньги, а где жить, если всё уйдёт на покрытие долгов?..
Колена что-то коснулось, и Макс резко открыл глаза. Дамир стоял уже рядом, возвышался над ним, намеренно толкая своим коленом. На лице хищная полуулыбка, глаза расслабленно прикрыты. Макс второй раз за последние сутки оцепенел от увиденного. Он в прямом смысле позабыл все слова на мгновение. А Дамир не позабыл.
— Мог бы и не придумывать эту херню с привидениями, если так захотелось перепихнуться. — Он склонился и несильно хлопнул Макса по бедру. — Ложись на живот.
Ульяновские подворотни вылезли из Макса как выкидной нож, мгновенно стерев видимость столичного интеллигента.
— Ты это, блядь, кому сейчас?
Он проводил тяжёлым взглядом отдёрнувшуюс от своего бедра руку, поднял глаза. Судя по секундному удивлению на лице Дамира, тот не ожидал такой метаморфозы. Макс молча сверлил его глазами. В голове пронеслось «как жаль…». Было действительно жаль так бездарно проёбанного шанса. Но вот чего он точно не терпел — так это пренебрежения к себе. Никогда. Даже от ореховых с серым глаз. А глаза полыхнули на него чем-то диким.
— Я же вижу, как ты на меня пялишься! Мне не жалко.
Но он врал, Макс это видел. Не двигаясь с места, он уже отступал, пытаясь держать лицо. И Макс не стал форсировать. Спросил устало:
— Мне что теперь, ебать всех, на кого я смотрю?
Дамир отвёл глаза, будто не желая больше тратить на него время. Ещё раз глянув на часы, развернулся и направился в маленькую комнату, не говоря ни слова. Послышался грохот, и Макс неуверенно поднялся с дивана. Вспомнилась здоровенная швабра, стоящая в углу той комнаты. Он двинулся в сторону двери, но тут на него вышел Дамир, держа в руках выцветшую раскладушку с частично оборванными крючками. Пружины болтались, позвякивая. Макс молча глядел, как тот раскладывает её и проверяет на прочность, продавливая руками.
— У тебя нет больше одеяла?
Дамир ткнул пальцем в его лежбище. Макс помотал головой, стараясь выглядеть не таким удивлённым, каким был.
— Принесу из машины. Посмотрим, что тут за фата-моргана такая, — пробормотал Дамир и вышел из квартиры.
Макс лежал с закрытыми глазами, но сна не было и в помине. Он крутил в голове произошедшее, и поступок Дамира, пожалуй, даже перекрывал по впечатлению явившуюся покойную старуху. Невероятность такого совпадения наводила на мысль — а не привиделся ли ему и Дамир заодно? От допущения этой идеи на секунду стало так невыносимо страшно, что он открыл глаза, проверяя, на месте ли тот.
Дамир спал на раскладушке, положив вместо матраса бабкины отрезы из чемодана. Под голову — свёрнутую куртку, сверху — плед, воняющий машиной. Тень на стене, которую отбрасывал свет от лампы на полу, еле заметно двигалась вверх-вниз в такт дыханию. От его присутствия было тревожно. От его поведения, внешности. Макс слишком нервничал в его присутствии, ощущая какое-то слабо понятное чувство беды, опасности. Дамир был словно упавшая под ноги взрывчатка: ещё пара секунд — и она разорвёт тебя на куски. А главное — не покидало ощущение, что Дамир является частью той мозаики, которую он собирает с тех пор, как въехал в квартиру хромой старухи.
Видимо, он всё-таки задремал. Что-то громыхнуло, выдёргивая из сна, и Макс открыл глаза.
За окном темень, ночник освещал пустую раскладушку с взбулгаченным пледом. Когда Макс зашёл на кухню, на плите закипала вода в «чайном» ковшике, а Дамир досыпал, улёгшись щекой на сложенные на столе руки. Макс достал две чашки и банку кофе, сунул ложку в сахарницу на столе. Дамир разлепил было глаза, но те захлопнулись будто сами собой. Сейчас они были как два невыспавшихся малознакомых пассажира в тамбуре на ранней остановке зимой. Макса даже покачивало. Несколько часов условного сна растушевали случившееся ночью. Сил не было даже на то, чтобы чертыхнуться на всё это. Дамир приподнял голову, огляделся и вдруг хрипло выговорил:
— Не думал, что когда-нибудь буду снова здесь завтракать, — и провёл пальцами по старой хлебнице, придвинутой к стене.
Макс заварил чашку кофе и себе ромашки. По большому счёту, он тоже не думал, что застанет здесь Дамира после всего.
Было странно, что тот не спешит уйти. Макс бы ушёл на его месте. Но выяснять что-то вот уж точно не хотелось. За прошедшие часы, когда ужас от бабкиного визита немного отпустил, Макс посмотрел на всё это со стороны и решил, что изначальный порыв Дамира приехать по звонку ночью был малообъясним. Макс бы не поехал на его месте.
Дамир сделал несколько маленьких глотков, посмотрел на часы, сказал:
— Мне пора.
А Макс зачем-то напомнил:
— Плед не забудь.
Когда хлопнула входная дверь, Макс поплёлся в комнату и улёгся на кровать. У него ещё было чуть меньше часа до подъёма.
***
Работник сегодня из Макса был аховый. Он, конечно, проспал не только будильник, но и звонки из офиса. Добравшись туда к обеду, он то и дело подвисал на элементарных задачах. Когда агентша прибежала к нему с криком, что отправила клиента в Коста-Рику вместо США, потому что Сан-Хосе есть и там и там, сначала не мог врубиться в чём разница, а потом — унять смеха. Башка вообще была в другом месте.
Он ехал домой, понимая, что по всей логике от квартиры надо было избавляться вместе со всем «наследством». Просто выставить на продажу, подождать хорошего предложения. Он два раза открывал контакты на телефоне, прокручивая до номера риелтора, но тут же сворачивал экран. Он понимал, что с каждым днём пребывания в этой квартире всё глубже увязает в чужой семейной истории. Увязает в ореховых глазах.
Кстати, о глазах: наверное, очевидное — оно всегда на поверхности. Дамир приехал не из-за Максовых бредней про призрак, что, собственно, и озвучил. Люди просты в своих мотивах, надо только уметь слушать. Макс знал, что двунаправленность желаний — это путь психов. В науке это называется амбивалентностью. Когда ты хочешь бежать и остаться одновременно. Поганое, тупиковое поведение. Он должен был выбрать: оставить эту историю навсегда или разобраться в ней до полной ясности.
Маршрутчик повернулся в салон и сказал Максу с характерным восточным акцентом:
— Мужчина — синий куртка. Конечный. Надо выходить.
Макс кивнул. Надо выходить.
Он не успел разуться, как в дверь постучали. На пороге стоял сосед Коля, и Макс уловил слабый отголосок разочарования.
— Здорово, сосед, — Коля протянул руку.
— Привет, заходи.
Пусть хоть Коля. Тишина в квартире нервировала.
— Вот скажи мне, доктор. Чем глаз лечить?
Макс махнул рукой в сторону кухни, зажёг свет.
— Да я же не такой доктор, — заранее извинился он, разворачивая Колю лицом к свету. — У-у-у, и давно у тебя это?
Его левый глаз будто запал и вытаращился одновременно. Верхнее веко втянулось, как у старика, и сам глаз стал казаться больше правого. Коля сел на стул и логично ответил:
— А чё?
— Иди завтра рентген делай. Голова болит?
— Да погода какая! Как не болеть.
— Температура?
— Не мерил… А чё это?
— Похоже на синусит. Насморк был недавно?
— Ну да. МалАя со школы принесла какую-то заразу, мои все переболели. А у меня нос только заложило и вот глаз вдруг…
— Вот, похоже, у тебя в носовой пазухе воспаление слева. Сходи сделай рентген и к врачу сразу, со снимком.
— А чё делать-то будут?
— Промоют, наверное, такой длинной иглой, внутри. Антибиотики назначат.
— Глаз иглой внутри?!
Коля даже побледнел. Макс скривился, дескать, было бы о чём говорить.
— Да не парься, мне промывали. Не страшно. Там пшикают анестезией, ничего не чувствуешь. Противно просто.
Коля закивал нарочито, будто стараясь себя подбодрить, но взгляд бегал испуганно. Макс повернулся к плите, зажёг спичку. За спиной сосед взялся жаловаться на разболевшуюся малУю. Пока Макс высыпал в сковородку замороженную смесь риса с морепродуктами, вспомнили и про поправляющегося пьяницу Сашу.
— Да его вообще ничего не берёт, — махал рукой Коля. — По той весне ему башку зашивали, кто-то его бутылкой отоварил. О, это Каримыча?
Макс повернулся, не уловив смысла последнего вопроса. Коля тыкал пальцем в найденный на антресолях рыболовный ящик. Даже поднялся со стула, пошёл в коридор щупать.
— Вот ведь рукастый. Так он эту свою рыбалку любил… А видишь, как судьба-то распорядилась — будто поиздевалась.
— А как она распорядилась?
Макс убавил огонь под шипящей сковородкой, заоглядывался в поисках крышки. Коля открыл-закрыл ящик, постучал по обтянутой потёртой искусственной кожей крышке.
— Ведь на ней сидеть можно, сечёшь! А? Ну он же на рыбалке пропал. Поехал и не вернулся. Его мёртвым считай только лет пять назад признали, по истечении времени. Ох уж бабка убивалась.
Макс замер на месте с крышкой в руках. В желудок словно камень свалился, даже в спину отдало.
— То есть как «пропал»?
Коля выпрямился, потянулся руками к вискам, болезненно сморщился.
— Ой, заболело прям вот тут. Это из-за того, чё ты сказал?
— Боль в голове при наклонах вниз, да, — автоматически ответил Макс, не спуская с Коли глаз.
Мозаика снова рассыпалась и начала собираться в новый узор.
— Завтра прям с утра в поликлинику, — испуганно проговорил Коля и засобирался домой. — Пойду я. А Каримыч — да, пропал без вести. Почти десять лет как. В 2007, помню, Машка тогда родилась у нас. С машиной вместе пропал. Я вот думаю, его, может, из-за «Победы» той и мочканули где, шпана какая. Ладно, сосед.
Коля махнул рукой и вышел, прикрыв за собой железную дверь.
Макс крутил ручку между пальцев, глядя на чистый лист. Итак.
Дамир родился в 1983 году. Он выписал имя и год рождения.
На следующей строчке написал «1999». Молодой оперуполномоченный Бойко приходит к семье Алимовых, чтобы разузнать о пропаже девочки. Дамиру шестнадцать.
Следующая строка — опять 1999 год. Алимов разводится с женой, и та уезжает с дочерью в другую уже страну, но оставляет сына.
Макс поставил знак вопроса, обвёл несколько раз. Могут ли быть связаны эти два события? Крайне маловероятно. Люди разводятся тысячами в день, тут ничего необычного. Макс перешёл на следующую строку.
2007 год — Карим уезжает на рыбалку и пропадает без вести. Дамиру двадцать четыре. Сразу после исчезновения Асият проклинает единственного оставшегося у неё внука, разрывая отношения. Снова знак вопроса.
Он бросил ручку на стол, потёр ладонями лицо. С такими фактами можно придумывать любой сюжет — всё подойдёт. Домысел на домысле. Даже если пропавшая девочка и развод как-то связаны, то между разводом и исчезновением Карима вообще прошло восемь лет. В эти годы могло происходить всё что угодно. Хоть сто девочек ещё пропасть… Макс уставился на покатившуюся к краю стола ручку, даже не пытаясь её поймать. Как сказал толстый участковый? «Там серия тогда пошла»?..
***
Он как раз выключил душ, когда дверной звонок зажужжал в прихожей. На душе заскребли кошки, Макс словно почувствовал, кто там за дверью. Он вылез из ванной голыми ногами на кафель, натянул домашние штаны прямо на мокрое тело, сверху набросил полотенце. Оставляя мокрые следы, подошёл к двери, открыл нешироко. Дамир заглянул в зазор с такой осторожностью, будто был готов в любой момент отпрянуть.
— Спишь уже?
Макс обречённо отступил вглубь коридора, снова, как тот первый раз, заворожённый его какой-то особенной красотой. Макс никогда не был азартным человеком. И сейчас, когда он пускал Дамира к себе, его накрывал не адреналиновый приход от опасности, а ощущение неизбежности. Будто уже попал в сеть, и каждое его следующее движение только крепче затягивает узлы.
Дамир нарочито медленно оглядел его, но никаких шуток по поводу полуголого вида не последовало. Макс озадаченно уставился на белый электрочайник, который тот держал за толстую ручку.
— Вот тебе мой старый чайник. И вот к нему шнур, — Дамир протянул ему агрегат. — Я был неподалёку, заехал.
Макс, машинально взяв, сказал:
— Круто. Заходи.
Он пошёл в комнату надеть футболку. Влажную кожу захолодило невесть откуда взявшимся сквозняком. Дамир молча снял куртку и ботинки в коридоре и встал в дверях, привалившись к косяку. Волчьи глаза блестели задиристо, будто провоцируя.
Макс ладонью откинул мокрые волосы назад, чувствуя, как капли потекли за ворот футболки. Он кивнул в сторону маленькой комнаты, спросил спокойно, словно и не видел этих взглядов:
— Тебе есть куда всё это перевезти?
Дамир неопределённо пожал плечом.
— Ясно, — Макс отвёл глаза и взял чайник с дивана. — Я что-то не видел розетки на кухне.
Поравнявшись с Дамиром, он притормозил, чтобы не столкнуться в дверном проёме.
Тот не спеша отодвинулся. Понадобилась доля секунды, чтобы Макс сосредоточился и не повёлся на эту ослепительность и вальяжность, на это убивающее предложение себя. Он не боялся Дамира. Он боялся себя. Почему-то Дамир играл только в охотника и жертву, а Макс никогда жертвой не был. И то бешеное притяжение, которым глушил его Дамир, пугало, как что-то, управляющее им извне. Он прошёл мимо, глядя вперёд, словно над пропастью по доске.
Зашумевший чайник выглядел каким-то инородным, стоя на бугристой изрезанной столешнице. Дамир уселся на подоконник, как Макс в день заселения.
— Как там тот пацан, у которого мамаша с приветом?
Интересно. Он приехал сюда на ночь глядя, чтобы спросить про Даню?
— Не особо. Ведущая ось у грузовичка сломалась.
Дамир тихо хмыкнул, будто сдержал смех. Макс покосился на него, разливая кипяток по чашкам. Наверное, подсознательно пытался понять, с кем всё-таки имеет дело. Хоть намёком. А главное — зачем он пришёл.
— Так, а что с мамашей? Пьёт?
Вот уж меньше всего Макс ожидал от Дамира досужего любопытства.
— У неё другая зависимость. — Он поставил на плиту сковородку и начал нарезать квадратные куски хлеба на четыре части. — Она живёт страданиями. Достань сыр из холодильника, пожалуйста.
Дамир слез с подоконника, протянул ему сыр.
— В смысле мазохистка?
— Спасибо. Ну, не так линейно, но в каком-то смысле да.
Дамир не вернулся на свой подоконник, а остался стоять рядом, глядя на его нехитрую готовку. Макс чувствовал его присутствие физически. Казалось, что со стороны, где тот стоял, у него даже волоски на теле приподнялись.
— Тогда я не понял про страдания.
Вот же змея. Заглядывает в глаза, того и гляди плечом пихнёт. Макса со студенчества так не разводили. Он настругал ломтики сыра, разложил их сверху на гренки в сковородке.
— Проще говоря, она не может получать от жизни удовольствие, если не испытывает сильных переживаний. Не в радость ей спокойная жизнь. С одной стороны, скучно, с другой — тревожно.
Сыр начал оплывать на гренках, потянуло поджаренной хлебной коркой.
— Бред, — резюмировал Дамир. — Кому хочется страдать, если нет причин?
— Это не вопрос её выбора. Она сформировалась такой. Как все мы, она — то, что она есть.
Дамир перекрестил руки на груди, привалился бедром к шкафчику, но тут же выпрямился — шкафчик шатался весьма ощутимо. Макс выключил огонь под сковородкой.
— А как можно такой сформироваться? — по тону — Дамир явно считал, что «никак».
Макс достал единственную глубокую тарелку и начал подцеплять вилкой горячие гренки с сыром.
— К страданиям, страхам, обидам и всякому такому говну приучаются в детстве. Агрессивная сварливая мать, жестокий или, наоборот, равнодушный отец, или его вообще нет — и ребёнок несёт все свои чувства дальше по жизни, подыскивая людей и ситуации, в которых эти чувства будут воспроизводиться. Чай у меня только ромашковый, имей в виду.
Макс поставил на стол дымящуюся тарелку с гренками и кивнул Дамиру на стул.
— Прошу.
Он сходил за самодельной табуреткой, тоже уселся за стол, привалившись спиной к стене. Вытянул ноги. Кухня была такая маленькая, что Макс доставал ногами до шкафчика у противоположной стены. Дамир принюхался к чашке, нахмурился, но спросил не про чай.
— Не пойму — как это должно работать на практике? Ты что, поклонник теории, что люди выбирают партнёров, похожих на своих родителей? По мне, так это полная фигня.
Макс зацепил пальцами гренку, подул на неё и с удовольствием хрумкнул.
— Не, ну это прям совсем упрощение до бессмыслицы. Хотя бывают попадания конкретные, конечно. Например, дочь алкоголика и драчуна выходит замуж за такого же, ну и так далее. Но сам механизм работает не на образ родителей, а на то, что ребёнок чувствовал в отношениях с ними.
Дамир тоже вытянул ноги через всю кухню, устроился поудобнее, не сводя глаз с Макса. А у того уже всё чесалось от этих взглядов. Вот ещё бы и в своей голове разобраться, кстати.
— Вот мальчик, скажем, жил с бабкой и дедкой в деревне, потому что мать с отцом зарабатывали деньги в городе, старались как лучше вроде бы, но навещали редко. И его чувства — это сплошное ожидание кого-то, тихая тоска по далёкому родителю, обида от невозможности быть постоянно с мамочкой, которая приласкает и поддержит. При этом ребёнок может жить своей ребячьей жизнью, не рыдать и на стены не кидаться, но чувства эти он всё равно переживает. Хорошо, если старики его поддерживали, хвалили и в попу целовали. А если нет? И вот он вырос, а отношения складываются одни других страннее. То его не поддерживают, то с ним холодны, то не звонят неделями. И вроде бы люди разные, но не в людях дело — это он таких выбирает. И испытывает весь тот же букет. Видишь — это не то же самое, что тупо выбирать женщин с таким же цветом волос, как у мамы. Тут всё вообще не про похожесть внешнюю.
— А в чём кайф, если они этого дерьма в детстве наелись?
— А в чём вообще кайф с кем-то вступать в отношения?
Дамир закатил глаза, показывая, какой элементарный вопрос ему задали.
— Потому, что тебя прёт от человека.
— Правильно. А «прёт» — это разве не чувство?
— Чувство.
— Ну и где тут вообще место мысли? Ты же не умом выбираешь, от кого тебя прёт. У тебя этот человек вызывает реакцию, а другой — нет. На самом деле неважно, что ты думаешь. Вот вообще неважно. Главное в жизни — это то, что ты чувствуешь и делаешь. Ты можешь мозгами хотеть перестать курить, а хочешь — и куришь. И как твоя мысль повлияла на твою действительность?
Дамир устроился на стуле поудобнее, чтобы смотреть ровно на Макса. Упёрся локтями в столешницу, жестом показал «стоп».
— Погоди. Вот эта твоя теория, она какая-то…
— Не моя, к сожалению.
— Пофиг. Ты хочешь сказать, что если кто-то в детстве получал тумаков от мамаши, будет потом реагировать только на агрессивных козлих?
— Он будет реагировать на того, кто вызовет в нём такой же набор эмоций. — И глядя на скепсис на лице Дамира, Макс пояснил: — Понимаешь, это взрослый человек может понять, что перед ним агрессивная козлиха. А ребёнок, до определённого возраста, любит своих родителей безусловно. Даже в тот момент, когда мамаша даёт тумаков, когда она его гонит, критикует, попрекает, — он её в этот момент любит. И чувства обиды, стыда, ярости — всё это связывается с любовью в тесный узел. И если он потом находит человека, который такие же чувства в нём вызывает, он воспринимает их как любовь. Он реально думает, что он влюблён, что его прёт. Я понятно объяснил?
У Дамира стало такое сосредоточенное лицо, что Макс не смог сдержать улыбки.
— А эта твоя придурочная? У неё тоже какая херня с родителями?
Макс отхлебнул чая, кивнул.
— Ничего криминального, но и хорошего мало. Язвительный, депрессивный папаша. То он обрушивался на неё с критикой, то уходил в себя и вообще переставал обращать на неё внимание. Её не цепляют нормальные мужики. Такие женщины обычно говорят что-нибудь типа «он такой правильный и скучный», или «не орёл», или «сердцу не прикажешь». А тот, кто будет устраивать ей сцены с обвинениями, швырять трубку и оставлять один на один со своими проблемами, — тот её цепляет. А потом Даня вырастет и будет реагировать только на нервных, зацикленных на своих проблемах женщин.
— Это сын?
— Это сын.
Дамир упрямо сдвинул брови, и Макс с каким-то умилением понял: будет спорить.
— А тебе не кажется, что теория, что всё из детства, — какая-то примитивная уж больно?
— Руки-ноги, нервная система из детства, а чувства вдруг нет. А откуда же они? После тридцати вырастают, как грива у льва? У всего есть начало.
— Но не тянутся они так жёстко. Человек же меняется.
— Чувства меняются так редко и с таким трудом, что психоаналитики зарабатывают на этом целые состояния. Если у тебя есть обида, то ты будешь искать, куда бы её излить. Она же тебя беспокоит, ноет. А единственный способ — это найти ситуацию или человека, в которых эта обида сможет быть размещена. Это, кстати, психологи так говорят — «разместить в ком-то, бла-бла-бла». А человек, на которого не за что обижаться, — ну как он тебе поможет с этим? Ты такого и не заметишь даже.
Макс взял гренку, откусил с хрустом. Поднял одну руку в знак капитуляции, сказал со смешком:
— Что-то надоело мне выступать. Давай ты теперь.
Дамир прищурился, словно что-то додумывал про себя, а затем приподнял свои выразительные брови домиком. Спросил с издёвкой:
— И какие же у тебя были отношения с папочкой?
— А у тебя?
Это выскочило быстрее, чем Макс успел подумать. Дамир сам наступил на эту пружину, и она выстрелила. Уж слишком запуталась эта семейная история Алимовых в Максовой голове. Если он, конечно, не надумал себе лишнего.
Дамир разом заледенел, пытаясь скрыть свою реакцию. Глаза стали холодные, как два куска олова. Он потянулся за гренкой, потом подёргал за нитку пакетик с ромашкой. Этих мгновений ему хватило, чтобы окончательно взять себя в руки. Он скользнул равнодушным взглядом по Максу, сказал лениво:
— Не помню.
Теперь была очередь Макса сверлить его глазами. Пусть покрутится.
— Ты и про пропажу его подзабыл, помнится. Когда я спрашивал насчёт возможных родственников.
— Ты спрашивал про живых родственников.
— А что, его разве похоронили?
Макс почему-то старался говорить успокаивающе, но получалось совсем хреново — будто санитар с буйным. Послышался тихий дробный стук — Дамир безотчётно начал барабанить пальцами по столешнице.
— Я понял, кого ты мне напоминаешь! — он вдруг растянул губы в улыбке, похожей на оскал.
Оба клыка немного выдавались вперёд, на фоне ровных, словно клавиши пианино, зубов. Макс сполз взглядом на его чашку, чтобы не залипнуть на этом лице снова.
Спросил сипло:
— И кого же?
— Чумного мужика из этого ужастика норвежского, — он щёлкнул пальцами, задрал лицо к потолку, видимо, вспоминая. — Ну где он приезжает в деревню мать хоронить, а она была вообще отмороженная садистка… И он наследует дом, а в доме типа кто-то есть, и людей вокруг начинают убивать, и он думает, что это какой-то другой мальчик, который тоже жил с его мамашей… Ну, не смотрел, что ли?
Макс неуверенно помотал головой. Но Дамир не сдавался.
— Он тоже такой худой, белобрысый, глаза грустные, как у бассета. Ну, норвежец, одним словом. — И победно вскинул указательный палец: — «Скрытые», во!
— Так, а кто их убил-то? Людей вокруг.
— Да он убил, — Дамир это сказал, как что-то само собой разумеющееся. — Он и убил.
— А.
Дамир вдруг резко перестал улыбаться, а Макс отстранённо подумал, что тот практически процитировал Достоевского. Они синхронно отпили из своих чашек. В возникшей тишине послышался звонок мобильника Макса из комнаты. Он тяжело поднялся с табуретки, пошёл на звук.
Звонила новенькая из ночной смены, пытаясь справиться с оформлением дополнительного места в салоне. Очень полный пассажир был вынужден брать два кресла, чтобы разместиться в самолёте. Макс заученным механическим тоном последовательно описал путь к подробной инструкции на корпоративном портале. Новенькая охала, извинялась, ругалась на трезвонящие на заднем плане телефоны. Макс молча ждал, глядя в тёмный проём в дальнюю комнату. Скоро двенадцать. Интересно, Дамир собирается и сегодня охотиться за привидением?..
Что-то едва коснулось его сзади в районе шеи. Макс дёрнулся, обернулся. Дамир стоял совсем близко, странно, что Макс его не услышал. Они молча глядели друг на друга, пока из трубки доносилось приглушённое стрекотание ночной агентши. Дамир поднял руку и медленно провёл пальцами по его груди, ниже по животу и остановился на резинке брюк. Макс замер, даже не пытаясь его оттолкнуть или отступить самому. Встало моментом, а в ушах так зашумело, что даже голос из телефона пропал на секунду. Макс глубоко вздохнул, стараясь не сделать это в голос. Его рука будто сама собой поднялась и тоже коснулась в ответ. Дамир был горячий, как в температуре. И какой-то жёсткий, словно напряжённый всеми мышцами. Он приблизил своё лицо так, что Макс разглядел коричневые крапинки в серой радужке. Наклонив голову, Дамир потянулся губами куда-то к его скуле, и Макса пробрала внезапная и какая-то стыдная дрожь. Он почувствовал чужое дыхание у себя на шее и пробормотал в динамик:
— Ты всё нашла? У меня трубка садится, — и, не дослушав благодарности, отключил мобильник.
Дамир мягко толкнул его к ближайшей стене и тут же притёрся бедром между его ног. А Макса так развезло, что даже пугало. Он схватил Дамира за затылок и прижался губами к этому упрямому до высокомерия рту, чувствуя, как щетина обдирает его подбородок. Чужой язык на вкус отдавал грёбаной ромашкой.
Макс зажмурился, теряя всякие ориентиры. Руки Дамира прощупали его живот, потом обвились вокруг талии, заползли на спину и дёрнули его вперёд, прижимая крепче. Макс подлез ладонями под его майку, наверняка больно впившись в спину пальцами, не выдержав. Дамира вообще хотелось как-то бешено, до потери контроля и мысли. Вот они — чувства и действия, вот его реальность. Он был здесь и сейчас каждой своей клеткой: трогал, смотрел, изучал, пробовал Дамира, и всё это высекало из него ослепляющие искры голой, дикой, яростной радости. Сердце будто заполнило полтела и с каждым сокращением выталкивало чистый восторг. Таких реакций у Макса никогда ещё не было, ни на кого.
Дамир мял его нещадно, озверело. Несколько раз неосторожно приложил затылком об стену, когда кидался с поцелуями, и майку дёргал до треска швов. От жёсткой щетины горели шея и ключицы. Они сцепились как намагниченные, позабыв про всякий комфорт. Дамир запустил руку ему в штаны, сразу обхватил член, водил рукой вверх-вниз с нажимом. Макс вцепился ему в плечи, укусил за губу, замычал, офигевая от того, что оргазм уже нёсся на него на всех парах почти с первой секунды. Дамир в ответ потянул его за волосы, заставляя откинуть голову назад, зажал зубами мочку уха. А Макс уже ничего не мог сделать — по всему телу искрило, словно загорающийся бенгальский огонь. Одиночные горячие искры множились, заполняя собой ноги, руки, всё тело целиком. Он беспомощно застонал, замирая от ревущей внутри тяги, как от вырывающегося на свободу огня. Дамир отодвинулся, задрал ему рубашку и размазал его сперму по животу, азартно рассматривая результат своих трудов. Он завёлся бешено, и обмякший Макс понял, что вряд ли сможет оказать сопротивление в случае чего. Но это его сейчас совсем не беспокоило. Дамир схватил его за бёдра, будто примеряясь, с какой стороны укусить этот кусок мяса, пару раз заглянул в глаза, может, проверяя, может, прося разрешения. Хотел было повернуть его к себе спиной, но Макс его притормозил. Вот уж точно не мордой к стене. Дамир заозирался в поисках ближайшей горизонтальной поверхности и вдруг застыл, глядя в одну точку. Макс машинально проследил его взгляд и, моментом протрезвев, спросил хрипло:
— Почему это здесь?
Та самая, прокорябанная до дыр, фотография лежала на серванте, у ближнего к ним края. Дамир медленно перевёл на него глаза и сделал шаг назад.
— Это что, какой-то цыганский развод? Ты сейчас мне скажешь, что на мне сглаз и со мной хотят поговорить мои умершие предки?
Его голос был похож на предупреждающее рычание защищающегося пса. Макс одёрнул майку, которая тут же прилипла к животу. Сердце всё ещё прыгало после пережитого, но голова уже заработала.
— Эта фотография лежала в чемодане, который ты унёс. Что она опять здесь делает? Это ты её принёс?
— Я?! — Дамир указал на себя обеими руками, заводясь.
Макс почему-то отметил, что тот вообще быстро выходил из себя, будто это было сейчас первостепенно важным.
— Ну а кто её мог ещё принести из твоего чемодана?
— Да я её впервые вижу! Вернее, это моя студенческая фотка, о которой я уже сто лет забыл. За каким хером надо было её так поганить? Что за представление?
Макс пытался придумать хоть одну причину, по которой Дамир мог принести сюда эту фотографию и теперь ломать комедию. Повторил спокойно:
— Она была уже в таком виде, когда я её нашёл и положил в тот чемодан, с которым ты ушёл. Я понятия не имел, чья это фотография. И, кроме тебя, в эту комнату никто не заходил.
Но Дамир уже мотал головой, глядя мимо него, словно прокручивая какие-то свои версии в голове. И если он играл, то он — чертовски хороший актёр. Он выглядел сбитым с толку и обозлённым одновременно. Глаза рыскали по комнате, будто в поисках ещё какого-то подвоха. Макс напряжённо наблюдал за каждым его движением, когда тот остановил взгляд на его лице.
— Ты хотя бы гей?
— Нет, я симулировал оргазм, — тихо ответил Макс и устало предложил: — Свали, а? Вот просто, блядь, свали. Мне вся эта семейная история ваша вот уже где.
Он провёл ребром ладони по шее и понуро поплёлся на кухню. За спиной зашуршала одежда, громыхнула дверь.
Сыр на гренках остыл окончательно.
Глава V
Макс вылил в себя последние пенистые капли фраппе и потёр глаза. Накануне вечером он принял снотворное и еле поднялся утром. Время шло уже к файф-о-клок, а голова всё ещё гудела. Греческий ледяной кофе был радикальным, но действенным способом взбодриться. Показалось, что даже сердце поскакало быстрее от дозы кофеина.
После ухода Дамира Макс понял, что боится ложиться спать. Он даже почти убедил себя, что сам случайно выложил это треклятое фото из чемодана ещё тогда и забыл его на серванте. Остальные версии изводили своей дикостью. Ободранная кожа на подбородке всё ещё саднила, и ухо алело, как после трёпки.
История с Дамиром была абсолютно из ряда вон. Макс ведь и знал-то его едва, а половина того, что знал, так вообще озадачивала. Но тянуло к нему, как в водоворот. Похоже, как раз то самое подсознательное, которое Макс так подробно раскладывал на составляющие, глядя на других. От одного взгляда на Дамира его сердце щемило, словно он переходил на какую-то другую — их — частоту, выделенный от всех других канал.
Но вся эта чертовщина вокруг давила и ввинчивалась в их действительность. Версии, пусть и необоснованные, прилипли как жвачка к рифлёной подошве — хрен до конца отдерёшь.
Погуглив статистику пропавших детей, Макс ужаснулся. Не только по России, но и мировой. Числа оглушали. За каждой цифрой — ужасное горе, даже если ребёнок ушёл сам, ясно, что не от хорошей жизни.
Закрыв страницу, Макс пару минут смотрел в пустой монитор. Он не представлял масштабы, никогда не слышал о знакомых, у которых бы пропадали дети. В каком-то смысле это даже страшнее, чем смерть. Такая бесконечная пытка для близких — годами крутить в голове мысли о судьбе своего ребёнка, лелеять призрак неразорванной связи. Почему-то подумалось о Дане, и аж в груди похолодело. Макс резко выдохнул, гоня прочь такие мысли.
Историй про серийные похищения девочек с конца 90-х он не нашёл, а смотреть все выпуски «Криминальной России» за те года было неподъёмной работой. Макс рассеянно чертил углы и решётки на листе перед собой. Связаны ли Алимовы с похищениями? В 99-м Дамиру было шестнадцать, а Кариму — тридцать девять. Почему жена Карима уезжает после развода, забрав с собой дочь, и оставляет сына? Почему бабка уничтожает все фотографии внука, а одну оставшуюся кромсает на лоскуты? Дамир вспыльчивый, быстро заводится, подозрительный, о многом умалчивает. И его как магнитом тянет в эту квартиру. А ведь участковый не сказал, сколько было лет девочке, это Макс её представлял маленьким ребёнком. А если ей было лет четырнадцать? Мог ли Дамир, будучи подростком, познакомиться с девочкой возле работы отца, а потом заявить ей где-нибудь в укромном месте, как Максу тогда, — «ложись на живот»? А потом взорваться от отказа и случайно убить в момент потасовки? Мог ли отец догадаться об этом, когда к ним пришёл милиционер, и отправить жену с дочерью подальше от опасного сына?
Но куда бы Дамир дел тело девочки в центре Москвы? Где обычно подростки милуются? Макс бросил ручку на стол. На задних сиденьях родительских машин — вот где.
Когда в дверь позвонили, Макс какое-то время не двигался, пытаясь решить, открывать или нет. Он чувствовал Дамира за дверью, как чёртов пёс. Весь вечер он думал, как быть дальше. Эта история его не касалась, кроме странных событий в квартире. Нужно было соскакивать, как он всегда делал. Не вникать, не спасать, не увязать. Но его уже вело к двери.
В свете тусклой лампы на площадке на лицо Дамира падали тени. Под мышкой он держал свёрнутый в рулон не то ковёр, не то матрас. Увидев «приданое», Макс мысленно всплеснул руками, прошептал себе под нос:
— Да ты шутишь, что ли?
Но смотрел на него, понимая, что пустит. А Дамир таки попытался пошутить:
— Ну что, Фредди Крюгер не пришёл ещё?
— Вот пришёл, — всё так же тихо пробормотал Макс и отступил вглубь коридора.
Пока Дамир раздевался, прислонив рулон в углу прихожей, оба молчали. Макс стоял возле стены, разглядывая его, будто пытался уловить какие-то знаки, убедиться в чём-то, но в глаза бросился только гладко выбритый подбородок. Дамир внимательно посмотрел на него, взял рулон и сказал:
— Выглядишь как труп. Ложись спать, я посторожу. — И направился в комнату.
Макс развернулся и пошёл в ванную, сказав через плечо: «Чашки и чай на столе».
Струя била по загривку, и чугунная ванна отзывалась гулом на падающую воду. Максу почему-то стало спокойно. По крайней мере, он либо выспится, либо у него будет свидетель полтергейста, либо он убедится в собственном сумасшествии. Этот затягивающийся на его шее гордиев узел нужно было рубить. Но когда Макс закрывал глаза, представлялись только чужие губы, глаза и руки. Словно части его было вообще плевать на все эти детективные перипетии, ей нужен был только Дамир рядом, и даже не важно, под собой или над. Член так потяжелел, что стало сомнительно, что Макс уснёт в таком состоянии. Он выкрутил синий вентиль, вздрогнув от ледяного потока. В жопу это блядское подсознание с тупым либидо. И так проблем выше крыши.
Когда он зашёл в комнату, Дамир уже валялся на разложенной раскладушке поверх принесённого матраса и смотрел в телефон. Под головой у него лежала узкая, как сосиска, подушка, очевидно принесённая с собой в рулоне. Знакомый плед тоже был тут.
— Тебе во сколько вставать? — он не отрывался от мобильника, водя пальцем по экрану.
— Около восьми. Ночник оставлять?
Лампа с газетой у Макса по ночам не выключалась, но сегодня он мог не настаивать.
— Оставляй.
Похоже, Дамир не собирался затевать выяснений. И в кровать Макса пока не метил. Чёрт его знает, зачем припёрся. Макс залез под одеяло и затих лицом к стене. За спиной заскрипела раскладушка. На секунду показалось, что Дамир с неё встаёт. Или Макс выдавал желаемое за действительное. Себя он не обманывал — ему хотелось до одури, чтобы Дамир сейчас нырнул к нему под бок. Но тот, похоже, просто устраивался поудобнее. Макс зачем-то сказал, будто в отместку за разрушенные мечты:
— Участковый приходил тогда, насчёт этого алкаша порезанного.
— Сашки?
— Да. Сказал, что был в вашей квартире сто лет назад. Бойко фамилия. Не помнишь такого?
Дамир затих, и надолго. Показалось, что прошла пара минут прежде, чем он припечатал:
— Спи, Шерлок.
Макс подбил подушку, накрылся одеялом до ушей. В голове всплыл недавний разговор на кухне. «Он и убил».
После снотворного всегда так: сначала остаточно рубит на пару часов, а потом просыпаешься среди ночи, и ни в одном глазу. Макс включил подсветку на часах — без пяти три. Дамир спал на животе, уткнувшись лицом в подушку, свесив руку на пол. Макс потянулся под одеялом, рассматривая его. Этот спящий малознакомый мужик в его комнате был невероятным финалом странной истории. Такие сюжеты интересно слушать или читать, но когда они происходят с тобой — совершенно не понятно, как реагировать. Стараешься решить стандартными способами нестандартную задачу, а она только усложняется. Макс покрутился ещё, потом решил встать попить воды. Бредя обратно, он почувствовал, что в комнате стало будто холоднее. И войдя, он застыл на месте.
Асият бликовала рядом с раскладушкой, поводя головой, будто пытаясь разглядеть спящего Дамира сквозь мутное стекло тёмными провалами глаз. Её фигура утопала в чёрном балахоне, как у монаха, и расползалась туманом книзу. Она словно парила над полом в мрачном облаке, из которого торчали её голова, плечи и руки. Она двигалась рывками по направлению к Дамиру, то становясь бледнее, то ярче. Макс набрал ледяной воздух в лёгкие и выдавил из себя:
— Дамир! Дамир, проснись!
Словно в замедленном кадре, Макс смотрел, как тот поморщился, заворочался. Как открыл глаза, часто моргая. Затаив дыханье, Макс ждал развязки — сейчас всё решится. Сейчас этот кошмар закончится! Дамир приподнялся на руках, глядя на стоящего в дверях Макса. Всё происходило за секунды, но казалось, что действительность застыла и не двигается, как в жутком сне. Асият оскалилась, показывая чёрную дыру вместо рта. Руки задёргались в сторону Дамира, но не достигали цели. А Дамир был её целью — в этом не оставалось никаких сомнений.
— Макс, ты чего? — наконец Дамир вскочил, озираясь. — Что случилось?
— Ты не видишь её? — прошептал Макс, указывая в сторону выламывающейся Асият. — Скажи мне, что ты её видишь!
Дамир повернулся в ту сторону, куда тот указывал, но по его блуждающему взгляду стало понятно, что он никого не видит. Макс сполз по косяку, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Этот кошмар оказался ещё страшнее, чем реальное привидение.
— Ты не врёшь мне? — он шёпотом умолял Дамира, вглядываясь в его перепуганное лицо. — Ты правда не видишь её? О господи…
Макс закрыл ладонями лицо на секунду, чувствуя, как от бессилия и безысходности к нему подбирается истерика. Руки тряслись, затошнило так резко, что он зажал рот ладонью. Дамир опустился на корточки рядом, взял его за плечи.
— Максим, успокойся, — он смотрел на Макса с такой унизительной жалостью, как смотрят на совершенно конченых людей. — Успокойся. Посмотри на меня, ну!
Макс поднял глаза на Дамира, пытаясь зацепиться за его лицо, как за якорь, чтобы не видеть эту чёрную тучу, мечущуюся в центре комнаты.
— Ты… ты не обманываешь меня? Ты правда?.. — Он всё-таки скосил глаза на страшную старуху, видя её всё отчётливей с каждой секундой. — Я не понимаю!
Дамир потянул его к себе за руки, опустившись на колени рядом. Макс подался вперёд, прижимаясь щекой к чужому плечу. «Он и убил, он и убил…». Это Макс был тем самым героем, который видел то, чего нет? Кто подозревал кого-то другого вместо того, чтобы понять, что всё это — плод его воображения? В ушах гудело что-то, будто завывание, но ему было уже всё равно — пусть только это пройдёт, пусть отпустит!
— Что это? Ты слышишь? — Дамир отодвинулся от него, закрутил головой.
Макс посмотрел на Асият. Бессмысленное, ничего не значащее бормотание вылетало из её чёрного рта. Звук, правда, запаздывал на долю секунды, как неправильно наложенная дорожка, но, вне сомнений, это произносила Асият. Макс точно понимал, что никакого смысла в её бормотании не было, но Дамир разительно изменился в лице. Он вскочил на ноги и повернулся ровно в ту сторону, где бесновалась старуха.
— Где она?! Ты видишь её?!
Макс тоже подорвался, понимая, что по какой-то причине Дамир не может видеть её, но он её слышит! Он ткнул пальцем туда, где та дёргалась и извивалась, вытягивая скрюченные, изломанные руки к Дамиру.
— Вот она! Прямо перед тобой!
Дамир сощурился, напрягая зрение, и протянул руку туда, куда указывал Макс. На его лице отражалась такая потрясающая решительность вперемешку с ужасом, что Максу захотелось оттолкнуть его от чёртовой старухи. Асият зашлась воплем, продолжая повторять одну и ту же белиберду, её скрипучий голос дрожал будто через радиопомехи.
— Не надо! — Макс увидел, что Дамир вот-вот коснётся этого чёрного сгустка, в котором дёргалась старуха.
Туман облизал кончики пальцев Дамира, и тот резко отдёрнул руку, сжав пальцы в кулак. Асият метнулась к нему, бросилась словно всем телом, но ударилась о какую-то невидимую препону. По комнате раскатился нечеловеческий визг, и Дамир развернулся к Максу.
— Ходу!
Он толкнул его к прихожей, и Макс сорвался с места. Дверь открылась с грохотом, он вылетел на площадку первым, обернулся. Увидев, что Дамир всё ещё мечется по комнате, Макс снова ринулся обратно.
— Куда? — тормознул его тот. — Ключи хватай! Одежду! И на выход!
Макс как болван закрутился на месте, пытаясь сообразить, где оставил ключи. Он схватил куртку с вешалки, когда на него налетел Дамир и выпихнул из квартиры. Вслед за ним на площадку вылетели ботинки и выскочил сам Дамир с курткой в руках.
— Одевайся!
Макс схватил ботинок, запрыгал на одной босой ноге. Дамир закрыл дверь на ключ, непонятно как у него оказавшийся. Влез в обувь, натянул куртку. Не дожидаясь, пока Макс наденет свою, развернул его в сторону двери на улицу.
— Пошли. Держи телефон.
Макс машинально забрал свой мобильник, пытаясь одновременно застегнуться.
— Ты там вещи собирал, что ли?
— А ты с голой задницей решил выскочить?
— Она в этой квартире умерла, да?
— Да. — Дамир схватил его за предплечье и практически выволок из подъезда.
У тротуара пикнул «Патрол», мигнул фарами. Макса протащили по обледенелому асфальту до машины, запихнули в промёрзший салон на переднее сиденье. Дамир обежал капот и впрыгнул за руль.
— Куда ты едешь?
Непрогретый двигатель заревел под капотом, когда Дамир выжал газ до упора.
Машину немного повело на скользком асфальте, и они понеслись к шоссе, выруливая из двора. Дамир тяжело дышал, то и дело глядя в зеркало заднего вида.
— Ко мне. — И он вдруг изо всех сил ударил ладонями по рулю, видимо всё ещё не придя в себя от случившегося: — Как такое может быть, а?!
При взгляде на беснующегося Дамира Макса вдруг начало отпускать. Он больше не был один в этом необъяснимом кошмаре. Думать о том, что тот как-то подыгрывал хитроумной, сложной подставе, уже не было сил. Если и были какие-то технологии, позволяющие устраивать такие представления, то Макс не мог их себе представить.
— Но ты её не видел, — на всякий случай уточнил он.
— Я видел что-то… какое-то уплотнение, но я не уверен, — замотал головой Дамир, выкручивая руль под стрелку.
Они выехали на шоссе и понеслись по крайней левой.
— Я думал, ты — лунатик, честно тебе скажу! — Дамир потёр лоб пальцами, хмурясь. — Думал — ну, чудик, бывает. Ну, напридумывал себе что-то, спать не можешь… Но чтоб такое!..
Макс озадаченно повернул голову и неожиданно быстро подхватил повышенный тон:
— Ты меня за психа держал?!
— А что бы ты подумал на моём месте?!
Макс расстегнул куртку: в салоне стало жарко.
— Пока эту грёбаную квартиру не купил, я нормальный был! И что…
— Пристегнись.
Макс послушно потянул ремень безопасности.
— …и что это за околесица, которую она несла? Это её голос?
Дамир кивнул и сказал, словно через силу:
— Это аварский.
Макс уставился на него, не ожидая такого простого объяснения.
— Ты понял, что она сказала? Что?!
— Я… почти не знаю его.
Дамир уставился вперёд на дорогу, но Макс сразу понял, что врёт. Вот сука!
— Да ты врёшь!
От его крика Дамир даже чуть вильнул колёсами, дёрнул головой в сторону, будто Макс ему в ухо залепил. Зыркнул на него своим волчьим взглядом, огрызнулся:
— Да иди ты! — И пока Макс реально ему не вписал, добавил: — Всё нормально будет, я что-нибудь придумаю. Успокойся.
— Да что ты придумаешь?!
Макс не выносил, когда его отодвигали в сторону, как блондинку. С детства не выносил, бесился сразу. Он достал телефон из кармана куртки, проверил связь.
— Останови нахрен!
Дамир саркастично агакнул и прибавил газу. Он надел лицо «не выводи меня из себя», но Максу все эти лица были до лампады. Развернувшись к Дамиру всем корпусом, он заговорил стальным тоном:
— Слушай, дружок. Вот что, блядь, мы будем делать. Мне ваши тёрки с покойными родственниками нахер не упёрлись. Я, блядь, в этом склепе жить не собираюсь! Выставлю эту чёртову квартиру на продажу, и пока мне не дадут за неё столько, чтобы покрыть все мои убытки, там будешь жить ты! А я поживу у тебя, понял? И что ты там будешь «придумывать» — это уже меня не колышет. Ты даже сейчас врёшь, решальщик, блядь! Даже сейчас, после всего этого цирка, ты какого-то хера ссыкливо врёшь!
Дамир медленно моргнул, будто из последних сил уговаривал себя не срываться. На такой скорости, если он бросится на Макса, они ухерачатся в хлам об отбойник. Макс прекрасно видел, чем рискует, но он не собирался давать Дамиру время, чтобы придумать очередную уловку.
— Я понятно объяснил?!
Продолжение
@темы: Теплокровные
-
-
29.03.2017 в 22:39